Великий сеятель: Николай Вавилов. Страницы жизни ученого

Весьма по-разному реагировали на болезнь всходы растений даже одного сорта, но из семян, привезенных из различных мест, и Вавилову становилось ясно: работа предстоит бесконечная. В идеале нужно собрать и проверить образцы из всех стран, со всей планеты. Чем богаче окажется коллекция, тем надежнее сможет земледелец выбирать и выращивать такие растения, которые не погубят болезни, опасные в этих краях.

И селекционер, обладая такой коллекцией, сможет создавать не поддающиеся болезням сорта, если только устойчивость эта передается по наследству, что предстояло еще выяснить.

О наследовании тех или иных признаков у растений наука в те годы знала еще очень мало. Гениальные открытия скромного монаха Грегора Менделя прошли незамеченными. Только на рубеже двадцатого столетия их заново открыли сразу Гуго де Фриз в Голландии, Карл Корренс в Германии и австрийский ботаник Эрих Чермак.

Селекция ведется по старинке, вслепую, наугад: авось и получится нужный сорт. На такие поиски уходят долгие годы, и нередко впустую. Генетика лишь рождалась — в противоречивых по результатам опытах, в горячих спорах. Пожалуй, к ней можно было с еще большим правом отнести то, что позднее великий Эйнштейн как-то сказал о кризисе в физике: «Это драма, драма идей».

В свое время всех биологов мира потрясло самоубийство Пауля Камерера, обвиненного в подтасовке результатов опытов по наследованию приобретенных признаков. Научные споры приобретали такой накал, что старые друзья становились врагами и переставали здороваться.

Надолго затянулась эта драма, и дорого она обошлась многим исследователям. А в те годы она только начиналась.

В одном из писем того времени Вавилов жалуется, что даже само слово «генетика» для многих еще непонятно и незнакомо… Практически негде было ему в родной стране знакомиться с основами новой науки. И в 1913 году Николай Иванович отправляется в свое первое путешествие — пока еще только за знаниями, за опытом проведения генетических исследований. Он учится этому в Кембридже и в лаборатории великого Вильяма Бэтсона около Лондона, потом во Франции у выдающегося семеновода Вильморена, чья фирма снабжала превосходными селекционными семенами многие страны мира. На следующий год Вавилов переезжает в Германию, чтобы поработать в лаборатории Эрнеста Геккеля. Но тут его застигает начало мировой войны, и молодому русскому ученому приходится спешно возвращаться на родину, чтобы не угодить в лагерь для интернированных.

По дороге погибает вместе с пароходом, подорвавшимся на мине, весь его багаж, и сам Вавилов лишь каким-то чудом остается в живых. Это первое приключение в его жизни едва не стало и последним…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой завязывается затяжной роман с таинственной персиянкой и происходят другие не менее занимательные события

Его встречали как самого дорогого гостя, посланца небес. Еще за несколько верст до кишлака их поджидали всадники. Завидев Вавилова, часть из них стремительно мчалась к серым домикам кишлака, оповещая всех о прибытии гостя громкими выкриками и пальбой из винтовок. Остальные всадники спешивались и бросались ниц в дорожную пыль. Как ни упрашивал смущенный Вавилов их подняться, все было тщетно. Только когда он проезжал вперед, воины вскакивали в седла и торжественно ехали следом, из почтительности потупив глаза.

А у въезда в кишлак их ожидало уже все население — от велика до мала. Впереди стояли на коленях в глубокой пыли самые богатые и почтенные купцы и землевладельцы. За ними — кто победнее. Чумазая детвора гроздьями висела на ветках старых карагачей и шелковицы, толпилась на плоских крышах домов. И уже тянуло со всех сторон вкуснейшим дымом, предвещавшим обильный пир.

Последнее время так повторялось в каждом кишлаке.

— Почему они нас так встречают? — допытывался Вавилов у переводчика.

Закатывая черные глаза, большие и маслянистые, как маслины, и поглаживая тщательно подстриженную, надушенную бородку, тот восторженно отвечал:

— Восточное гостеприимство, о эфенди! Они счастливы принимать у себя такого почетного гостя.

— Ну какой я почетный! Объясните им наконец.

Переводчик, словно не слыша, отводил глаза и начинал милостиво раскланиваться направо и налево. Он выглядел куда внушительней, чем гость из России…

«Вот тебе и Персия! — удивлялся Вавилов. — Какие нелепые обычаи…»

Шел 1916 год. Турция воевала против России на стороне Германии. Чтобы ударить по турецким войскам с фланга, русские полки вторглись в северную часть Персии, как тогда называли Иран. И тут среди русских солдат началась какая-то странная болезнь. Они становились шальными, словно пьяными, почти безумными. Как вести наступление с такой армией?