Великий тес

Хорошо зажил Угрюм после ухода казаков: Нарей не приходил, мунгалы не появлялись, промышленным людям он говорил, что поверстан в государеву пашню, и выходил к их стругам с важностью служилого человека. И они уже не требовали, не угрожали, как прежде, но одаривали соболями, с почтением выспрашивали, где казачьи заставы и как их обойти.

Сошел снег с гор, оттаяли озера и болота, набух, почернел лед Байкала. В прежние годы в это время Угрюм сам ходил бить нерпу, теперь отправил на промысел старших сыновей с ясырями. И вот беда, не ко времени припекло солнце, дрогнул, просыпаясь, Байкал. За четверть версты от берега черной трещиной разорвался лед.

Засуетился Угрюм, забегал, поглядывая из-под руки на едва видимых с берега коней и людей, поджег копну сена. Черный дым поднялся в синее небо, поторапливая нерповщиков. Сам он, на лыжах, побежал смотреть трещину. Она оказалась в сажень шириной, края еще не крошились, но час от часу все сильней начинали расслаиваться на острые ледовые иглы.

Нерповщики увидели дым и повели к берегу запряженных в сани коней. Угрюм прибежал домой, кликнул жену и ясырок, вместе с ними стал таскать к трещине доски, которые всю зиму распускал для стругов. В суете дня он не заметил, что с полуденной стороны, под крутым берегом, муравьиной цепочкой приближаются пешие люди. И было их человек сто.

Подвода, груженная битой нерпой, осторожно подошла к трещине. Сыновья остановили коней в двух десятках шагов от нее. Первуха, выстукивая вокруг себя лед лыпой, подошел к воде.

— Разгружай сани! — бегая по краю, закричал Угрюм. — Коней спасай!

Ясыри с перепуганными лицами стали сбрасывать на лед нерпичьи туши.

Угрюм с женой и ясырками перебросили через трещину доски. Сыновья с другой стороны стали молча помогать налаживать переправу. Все они то и дело оглядывались на приближавшихся людей.

Коней перевели через настил, оставив в санях только четыре туши. Десяток окровавленных зверей осталось на льду. Угрюм велел ясырям довести груз до берега и поскорей возвращаться с нартами. Но они, добравшись до суши, бросили коней и сани. Ни крики, ни угрозы хозяина не могли заставить их вернуться на лед.

Угрюм опять затравленно обернулся к людям, шедшим возле берега, разглядел одетых по-русски. Они остановились возле устья разлившейся по льду речки. Полтора десятка мужчин надели лыжи и пошли в обход разлившейся воды. Другие двинулись прямиком к бору, в сторону дома.

— Дядька! — крикнул Первуха.

Солнце слепило. Угрюм прищурился, вглядываясь в идущих на лыжах, узнал братана, облегченно вздохнул и перекрестился.

Казаки помогли переправить через трещину битую нерпу. Лицо брата было черным от солнца и ветров, глубже въелись морщины.

— Куда тебе столько? — спросил, кивнув на туши.

— Как куда? — залопотал Угрюм, отдуваясь после трудов. — Жир топить, сапоги шить. — Мои, — кивнул на сыновей, — сало и мясо едят. Что останется — отдам тунгусам. Доски, доски забирай! — прикрикнул на Первуху со Вторкой. — Это на струги, что ты заказал, — сиротливо заглянул в изможденные глаза брата.

— Не сделал еще? — равнодушно упрекнул тот и устало приказал: — Корми давай нас, баню топи! Отдыхать будем.

Сыновья побежали за брошенной подводой. Угрюм с казаками заковылял к дому. Возле двора толпилось так много народу, что он растерялся, не зная, за что хвататься. Надо было шкурить и разделывать добытых зверей, таскать воду, топить баню, варить еду. Угрюм опустился на крыльцо, обхватив голову руками, затравленно спросил брата:

— Что делать?

Иван присел на другой стороне крыльца, стал неторопливо распоряжаться: десяток ясырей под началом казака послал в помощь племянникам таскать, шкурить и разделывать добычу, другим велел топить баню. Казаки развели костры у речки.

— Покажи, какого бычка заколоть! — приказал Угрюму. — Да скажи своим бабам, чтобы сперва накормили ясырок и детей!

— Сколько их у тебя? — неохотно поднялся Угрюм, оглядывая пленных.

— Семь десятков! — процедил сквозь зубы сын боярский, поторапливая брата начальственным взглядом.

Толпа нежданных гостей схлынула через два дня. В тесном доме стало тихо и просторно. Угрюм, опираясь на посох, оглядывал двор, ворчал, постанывая:

— Бузар¹⁰¹. Истинный бузар!

Покрикивал на разленившихся ясырей, путая русские, тунгусские и бурятские слова, грозил:

— Отдам нойон бабаю! Пусть сам правит своими чибарами¹⁰². Мало проку от таких работников!

Вся прежняя спокойная жизнь казалась ему перевернутой и разворошенной. Старшие сыновья ушли с отрядом, Третьяк тайком сбежал следом за ними. В благодарность за хлеб-соль сын боярский строго предупредил:

— Чтобы струги были готовы через две недели! А мы начнем острог ставить! — кивнул на закат, за Шаманский мыс.

«Коровы телятся, шкуры мездрить, рыбу вялить, огород опять же, — про себя укорял брата Угрюм. — Столько домашней работы, а он всех ясырей забрал. Нет бы здесь оставить с десяток в помощь».