Великий уравнитель

Причиной такого, казалось бы, противоречивого вывода является тот факт, что начиная с 1991 года условия были крайне неблагоприятными для большинства населения страны. При правлении Сиада Барре (с 1969 по 1991 год) единственным заметным источником дохода государства было изъятие ресурсов в пользу диктатора и его приспешников. Несмотря на изначально декларируемую политику беспристрастного отношения к кланам, Барре покровительствовал собственному клану и кланам-союзникам, одновременно все более жестоко подавляя противников. Земельная реформа благоприятствовала политикам и городским бизнесменам со связями. Чиновники и приближенные направляли прибыль от национализированных предприятий и компаний в свои карманы, заодно присваивая изрядную долю государственных расходов. Международная помощь, привлекаемая благодаря соперничеству в холодной войне и манипуляциям численностью беженцев, также присваивалась режимом.

Коррупция достигла потрясающего размаха даже по крайне невысоким меркам региона. Высокопоставленные чиновники и родственники Барре запускали руки в резервы крупнейших банков, доводя их до банкротства. Единственный национализированный банк обслуживал элиту с политическими связями, а чрезмерная переоценка сомалийской валюты благоприятствовала состоятельным потребителям импорта за счет экспорта не достававшихся беднякам товаров, таких как мясо. Действуя словно «государственный охранник», режим Барре контролировал поток богатства в страну и из нее. В целом эти бесславные меры привели к росту неравенства как внутри Могадишо, так и между столицей и остальной страной. Расходы на социальные нужды были минимальными. Даже в то время, когда сохранялось центральное правительство, социальные услуги предоставляли в основном неформальный сектор и местные организации или группы, такие как кланы. Режим попросту либо не обращал внимания на трудовое население, большая часть которого вела патриархальный образ жизни, либо нещадно эксплуатировал его – до граждан вряд ли вообще доходили какие-то средства[385]

.

В таких условиях исчезновение государственных структур не оказало сильного влияния на доступность социальных услуг. Распад страны даже уменьшил насилие, особенно в период между уходом иностранных сил (1995) и вторжением Эфиопии (2006); наиболее жестокие столкновения проходили в основном в годы собственно распада государства, с 1990 по 1995-й, и когда набирали силу первые попытки восстановить его – с 2006 по 2009 год. И хотя военные лидеры и боевики взимали с гражданских какую-то ренту, они из-за соперничества друг с другом и относительной слабости делали это в меньшей степени, чем прежний диктаторский режим; налоги и барьеры для торговли и коммерческой деятельности были гораздо ниже, чем раньше. В результате Сомали регулярно догоняла и даже обгоняла своих непосредственных соседей, а также другие страны Восточной Африки по различным совокупным показателям уровня жизни. Большинство показателей развития после развала государства улучшились, а единственные исключения – численность школьников и процент грамотных взрослых – обусловлены скорее уменьшением международной помощи, чем какими-то переменами в предоставлении государственных услуг. Сравнение Сомали с 41 страной Африки к югу от Сахары по 13 показателям развития говорит о том, что, хотя Сомали и отставала по всем задокументированным показателям в последний год государственной власти, с тех пор она продвинулась не только в абсолютных цифрах, но и, что более показательно, относительно многих других государств. Это верно в отношении как мирных стран, так и тех, что пережили войны примерно в то же время, что и Сомали[386].