Великолепная Софи

С самого начала было ясно, что предстоящий бал станет самым ярким событием сезона и обречен на оглушительный успех. Даже погода благоприятствовала ему. С рассвета до обеда в особняке Омберсли-хаус кипела бурная деятельность, а с улицы доносился неумолчный грохот тележек торговцев и посвист бесчисленных посыльных. Мистер Ривенхолл вернулся из деревни как раз в тот момент, когда двое мужчин в рубахах с закатанными рукавами и кожаных бриджах устанавливали навес над дорожкой, ведущей от улицы к входной двери. Еще один, в суконном фартуке, под бдительным присмотром Дассета расстилал на ступеньках красный ковер. Войдя в дом, мистер Ривенхолл едва не налетел на лакея, направляющегося в бальный зал, прижимая к груди гигантскую пальму в горшке, и, чудом избежав столкновения с ним, едва успел увернуться от экономки, которая несла в столовую целую кипу скатертей камчатного полотна. Дассет, с поклоном сопроводивший мистера Ривенхолла в дом, с удовлетворенным видом сообщил ему, что в восемь вечера будет подан ужин на тридцать персон. Дворецкий добавил, что ее светлость прилегла отдохнуть в своей комнате, чтобы к началу торжеств быть во всеоружии, и что его светлость лично отбирал вина, которые будут предложены гостям за ужином. Мистер Ривенхолл, выглядевший скорее смирившимся с неизбежностью, нежели счастливым, кивнул и осведомился, не было ли для него писем.

– Нет, сэр, – ответил Дассет. – Спешу поставить вас в известность, что за ужином будет играть оркестр шотландских конных гвардейцев, поскольку мисс Софи знакома с полковником, который также оказался в числе приглашенных. Весьма приятное разнообразие, если можно так выразиться, поскольку «Свирели Пана» уже изрядно приелись с тех пор, как мы приглашали их в прошлом году на бал мисс Сесилии. Осмелюсь заметить, что мисс Софи совершенно точно знает, что и как должно быть сделано. Прошу прощения за вольность, но работать для мисс Софи – одно удовольствие, поскольку ей удается все предусмотреть, отчего я уверен, что торжества не омрачат никакие неприятности.

Мистер Ривенхолл фыркнул и удалился в свои апартаменты. Когда он появился снова, было без нескольких минут восемь, и он решил, наконец, присоединиться ко всей семье в гостиной. Две его младшие сестры, которые, перегнувшись через перила второго этажа, где располагалась классная комната, с восторгом наблюдали за суетой внизу, громким шепотом сообщили ему, что выглядит он просто блестяще и никакой другой джентльмен не сможет с ним сравниться. Он поднял голову и рассмеялся, поскольку знал, что, несмотря на свою хорошую фигуру и строгий наряд, состоявший из черных атласных бриджей до колен, белого жилета, полосатых чулок и приталенного сюртука с очень длинными фалдами, добрая половина гостей мужского пола затмит его. Но искреннее восхищение младших сестер согрело ему душу и улучшило настроение, и он, пообещав чуть позже прислать в классную комнату слугу с мороженым, вошел в гостиную и даже удосужился сделать комплименты сестре и кузине по поводу их нарядов.

Софи выбрала свое любимое платье из крепа цвета зеленого яблока, надев его поверх чехла из белого атласа, с крохотными рукавами с буфами из кружев и неровного мелкого жемчуга, обильно отделанное вышивкой и галунами. В ушах у нее покачивались изумительные бриллиантовые серьги, шею обвивало жемчужное ожерелье, а высокую прическу на затылке скреплял огромный черепаховый гребень. Джейн Сторридж расчесала и умастила маслом ее локоны на висках, так что в свете канделябров они отливали сочным каштановым блеском. Довершали наряд атласные туфельки в зеленую полоску, длинные перчатки и веер из матового крепа. Леди Омберсли, хотя и не могла не оценить столь яркий и выразительный ансамбль, с материнской гордостью в увлажнившихся глазах взирала на Сесилию. Сегодня на балу в ее доме соберется весь цвет молодости и красоты лондонского высшего общества, но она была уверена, что среди гостей не найдется девушки, которая сможет соперничать с ее Сесилией, похожей на сказочную принцессу в прозрачном белом маркизете[75]

. Материал ее платья вспыхивал блестками при ходьбе, и свет свечей искрился на вышитых на нем серебряных желудях. Волосы дочери, перехваченные простой серебряной лентой, отливали червонным золотом, глаза поражали небесной голубизной, а ярко-алые губы впечатляли изяществом формы и полнотой. Рядом с Софи ее красота казалась неземной и эфемерной; отец, с ласковой любовью глядя на нее, заявил, что она похожа на фею – «королеву Маб[76] или Титанию[77], не так ли. Следовало спросить Евгению Рекстон, на кого именно.