– Майор Квинтон, – сказала Софи, – ужасный насмешник, поэтому осмелюсь предположить, что у вас обо мне сложилось совершенно превратное представление!
– Должен заметить, сударыня, – парировал он, – что мы оба оказались в одинаковом положении, потому как
– Вы совершенно правы, – серьезно ответила Софи. – У меня действительно сложилось о вас совершенно неверное представление! – Она отыскала взглядом Сесилию и мистера Фэнхоупа, кружащих по залу, глубоко вздохнула и призналась: – Ситуация изрядно осложнилась.
– Это, – проследив за ее взглядом, заметил лорд Чарлбери, – я понял и сам.
– Не представляю, – с чувством воскликнула Софи, – что на вас нашло, сэр, раз вы сподобились подхватить свинку в такой момент!
– Я не нарочно, – смиренно заявил его светлость.
– С вашей стороны это было крайне неосмотрительно! – не унималась Софи.
– Это была не просто неосмотрительность, – с болью в голосе уточнил он. – Случилось величайшее несчастье!
В эту минуту к ним подошел мистер Уичболд с лимонадом для Софи.
– Привет, Эверард! – поздоровался он. – Не подозревал, что ты уже настолько оправился и вышел в люди! Как поживаешь, старина?
– Душа моя уязвлена, Киприан! Физические страдания, которые причинила мне болезнь, – ничто по сравнению с тем, что я испытываю сейчас. Сумею ли я пережить все это?
– Не вижу повода для отчаяния, – неуклюже попытался утешить друга мистер Уичболд. – С кем угодно может случиться что-либо чертовски неприятное, но городская память коротка. Да и ты сам должен помнить, как бедняга Болтон прямо через голову своего коня полетел в Серпентайн[79]
. Целую неделю все только об этом и говорили. Бедному малому пришлось даже ненадолго уехать в деревню, но потом все улеглось и забылось.– Ты хочешь сказать, что и мне придется уехать? – поинтересовался лорд Чарлбери.
– Ни в коем случае! – решительно заявила Софи. Подождав, пока внимание мистера Уичболда привлекла какая-то леди в лилово-коричневом атласе, она повернулась к своему собеседнику и спросила напрямик: – Вы хорошо танцуете, сэр?
– Посредственно, сударыня. И уж конечно, не мне тягаться с тем блестящим молодым человеком, за которым мы оба наблюдаем.
– В таком случае, – заявила Софи, – на вашем месте я не стала бы приглашать Сесилию на вальс!
– Я уже пытался сделать это, и ваше предупреждение излишне: она приглашена на все туры вальса и даже на кадриль. Самое большее, на что мне остается надеяться, – это станцевать с нею контрданс.
– Не делайте этого! – посоветовала ему Софи. – Пытаться поговорить с партнершей во время такого танца – последнее дело, поверьте!
Он окинул ее столь же откровенным взглядом:
– Мисс Стэнтон-Лейси, вам, очевидно, известны мои обстоятельства. Не скажете ли вы мне в таком случае, каковы мои шансы и кто сей Адонис, что столь безраздельно завладел вниманием мисс Ривенхолл?
– Его зовут Огастес Фэнхоуп, он поэт.
– Звучит зловеще, – беспечно отозвался лорд Чарлбери. – Я знаком с его семейством, разумеется, но, кажется, до сих пор не встречался с этим изысканным юношей.
– Очень может быть, поскольку до недавнего времени он работал в Брюсселе у сэра Чарльза Стюарта. Лорд Чарлбери, вы кажетесь мне здравомыслящим человеком!
– Я предпочел бы вместо этого иметь античный профиль, – горестно отозвался он.
– Вы должны понять, – продолжала Софи, пропустив мимо ушей столь фривольное замечание, – что половина молодых девушек в Лондоне влюблена в мистера Фэнхоупа.
– В это нетрудно поверить, но я завидую только одной его победе.