– Я знал, что ты разозлишься, но не вижу в этом ничего особенно плохого! Жаль, конечно, что мне просто дьявольски не повезло, но ведь все играют, в конце концов!
На мгновение ему показалось, что брат ответит ему колкостью, но Чарльз сдержался и вместо этого подошел к окну, по-прежнему хмурясь. После недолгой паузы он вдруг поинтересовался:
– Тебе известна сумма игорных долгов отца?
Хьюберт удивился, поскольку прежде эта тема никогда не обсуждалась в его присутствии, и ответил:
– Нет. То есть я догадываюсь, что она должна быть весьма значительной, но точной цифры не знаю.
Мистер Ривенхолл назвал ее.
Хьюберт ошеломленно молчал. Затем с трудом выговорил:
– Но… но…
Мистер Ривенхолл коротко рассмеялся.
– Но… Чарльз,
– Нет, конечно. Кое-что я выплатил, разумеется, но поместье по-прежнему заложено. Я не буду посвящать тебя во все подробности. Теперь, когда отец передал управление в мои руки, я надеюсь вытащить семью из финансовой пропасти. Но как же трудно иметь дело с кредиторами и постоянно выкручиваться!
– Представляю! Послушай, Чарльз, мне чертовски жаль, что я добавил тебе хлопот!
Мистер Ривенхолл вернулся за стол.
– Да, я понимаю. Твой долг особой роли не сыграет, но если страсть к азартным играм у тебя в крови…
– Ничего подобного! На этот счет можешь не волноваться, потому как на карты мне наплевать, и могу тебя уверить, что я не получил особого удовольствия, побывав в игорных домах! – Хьюберт прошелся по комнате и нахмурился. Вдруг он остановился и воскликнул: – Почему ты мне ничего не говорил? Проклятье, я уже не ребенок! Ты должен был мне все рассказать!
Мистер Ривенхолл взглянул на брата со слабой улыбкой.
– Да, пожалуй, я должен был это сделать, – мягко произнес он. – Но чем меньше людей знает об этом, тем лучше. Даже матери не все известно.
– Мама! Да уж, ей это совершенно ни к чему! Но я‑то имею право знать, вместо того чтобы продолжать жить, как ни в чем не бывало… Чарльз, как это на тебя похоже – взвалить все на себя, свято веря, что только ты один способен исправить положение! Проклятье, да я мог бы помочь тебе дюжиной разных способов! А теперь я считаю, что должен бросить Оксфорд, найти себе приличную должность или поступить в армию… Нет, это не годится, потому что тебе придется купить мне звание, и даже если я не вступлю в какой-нибудь кавалерийский или лейб-гвардейский полк…
– Это действительно никуда не годится! – изумленный и тронутый одновременно, прервал его брат. – Я буду весьма признателен, если ты останешься там, где находишься сейчас! Мы пока еще не идем ко дну. Послушай, тупоголовый молодой идиот, неужели ты полагаешь, будто у меня есть иная цель, кроме той, чтобы и ты, и Теодор, и девочки не пострадали из‑за проклятой глупости нашего отца? А вот если ты решишь помочь мне управлять хозяйством, то я буду тебе очень благодарен, потому что Экингтон уже не справляется. Я не могу уволить его, ведь он служит нам так долго, что это разобьет ему сердце, но от него мало толку, а на молодого Бадси я пока не могу полагаться. У тебя есть склонность к ведению дел?
– Не знаю, но выясню это в самое ближайшее время! – решительно ответил Хьюберт. – Когда я приеду домой на летние каникулы, ты меня всему научишь. Имей в виду, Чарльз: не вздумай больше ничего от меня утаивать!
– Хорошо, договорились. Вот только
– На Рождество. Слушай, лучше я расскажу тебе все с самого начала! Я пошел к одному ростовщику, он – настоящий грабитель, но одолжил мне пятьсот фунтов на полгода. В Ньюмаркете я рассчитывал отыграть все до последнего пенни и даже остаться в выигрыше, но проклятая кляча не заняла ни одного из призовых мест! – Заметив, какое выражение появилось на лице брата, он поспешно добавил: – И не смотри на меня так! Клянусь, что до конца дней своих не повторю ничего подобного! Конечно, мне следовало сразу прийти к тебе, но…
– Ты должен был прийти ко мне, и в том, что ты этого не сделал, намного больше моей вины, чем твоей!
– Не уверен, – неловко промямлил Хьюберт. – Полагаю, знай я тебя получше, то непременно так бы и сделал. Софи говорила, что мне следовало поступить так с самого начала, и, клянусь Богом, если бы я подозревал, что она задумала, то побежал бы к тебе не раздумывая!
– Значит, ты не просил у нее денег?
– Боже милосердный, нет, конечно! Чарльз, за кого ты меня принимаешь? Чтобы я просил денег у Софи!
– Ни за кого я тебя не принимаю. Но при этом не думаю, что мы с тобой настолько плохо знаем друг друга, чтобы… ладно, забудем! Но как Софи обо всем узнала, и почему, если ты не просил у нее денег, ей пришлось продать свои серьги?