Великороссия: жизненный путь

В такой обстановке Святейший Тихон, находясь в тюрьме и многого не зная, убоялся за Церковь, но не за её существование, не за то, что её просто перебьют, а за то, что обновленческий раскол может углубиться, расшириться и тем принесёт Церкви большие соблазны и духовные беды! Не без лукавых намёков Тучкова, Патриарху показалось, что весь вопрос, всё дело состоит лишь в «признании» советской власти. Если согласиться с тем, что предлагали ему органы НКВД, и выразить публично раскаяние перед Советами и признание их, то можно получить свободу с тем, чтобы, выйдя из тюрьмы и взяв в руки вновь церковное управление, выбить почву из-под ног обновленцев и преодолеть их раскол! И Патриарх согласился... Хитроумный манёвр большевиков увенчался, казалось, большим успехом! Вскоре в газетах было опубликовано Заявление в Верховный Суд РСФСР Патриарха Тихона от 16 июня 1923 г. (сравнить с временем лжесобора обновленцев). В нём говорилось:

«Будучи воспитан в монархическом обществе

и находясь до самого ареста под влиянием антисоветских лиц, я действительно был настроен к советской власти враждебно, причём враждебность из пассивного состояния временами переходила к активным действиям, как-то: обращение по поводу Брестского мира 1918 г., анафематствование в том же году власти, и, наконец, воззвание против декрета об изъятии церковных ценностей в 1922 г... Признавая правильность решения суда о привлечении меня к уголовной ответственности... за антисоветскую деятельность, я раскаиваюсь в своих поступках против государственного строя и прошу Верховный Суд изменить мне меру пресечения, т.е. освободить меня из-под стражи.

При этом я заявляю Верховному Суду, что отныне я Советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежёвываюсь, как от зарубежной, так и от внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции.

Патриарх Тихон (Василий Белавин)». (Выделено везде мной — прот. Л.)

Тяжёлый, скорбный документ. Очень тяжкое впечатление он произвёл тогда на всех. Но все, в том числе за рубежом, понимали, что, хотя это явное отступление

от изначально твёрдой позиции, оно, во-первых, не является свободным, но вынужденным, сделанным под давлением в тюремных условиях, и что, во-вторых, оно не идёт дальше выражения простой лояльности утвердившейся власти с отказом от «монархическо-белогвардейской» политической борьбы с ней. Когда впоследствии некоторые близкие люди всё-таки говорили Патриарху, зачем он сказал, что он «Советской власти не враг» (?), Святейший отвечал: «Но я и не сказал, что я ей — друг!»

Не враг, но и не друг.

Вот это и есть та граница,

до которой отступил Патриарх Тихон и за которую он не двинулся, до смерти! Следует отметить, что заявление сделано Патриархом за себя и от себя лично, но не от лица всей Церкви! К тому же в заявлении Патриарх раскаивается в прежних деяниях, в том числе в анафематствовании власти, но не снимает, не отменяет этого анафематствования, как сделали обновленцы на своём «лжесоборе»!

Отступление Патриарха Тихона на указанный рубеж, или границу «лояльности», объяснялось не только его желанием вернуться к правлению Церковью, чтобы противостоять обновленческому расколу. Была ещё одна очень важная причина. К тому времени полностью завершилась Гражданская война и стало ясно, что все человеческие силы, направленные на свержение большевицкого режима, какие только имелись, были использованы и к желаемой цели не привели. Следовательно, этот режим, эта безбожная власть является окончательно Божиим попущением,

а перед ним нужно смириться! Как смиряться? Это показало дальнейшее поведение и Патриарха Тихона, и подавляющего большинства (!) епископата и духовенства, находившихся в России.

Большевики, со своей стороны, тоже всё хорошо понимали. Поэтому, освободив Патриарха Тихона из тюрьмы, они в то же время официально, директивно запретили поминовение его имени за богослужениями, как уголовного преступника, обвинение с которого не снято, но которому только изменена «мера пресечения». За нарушение этого запрета, согласно циркуляру Наркомюста N 254 от 8 декабря 1923 г., виновные (т.е. кто будет считать Патриарха Главою Церкви и поминать его за богослужением) подвергались уголовному наказанию — три года лагерей! Но люди, священники и диаконы несмотря ни на что, поминали! Иных Господь покрывал, иным давал возможность пострадать. И шли в лагеря, и в тюрьмы, и под расстрел... Ибо гонения на Церковь, на верующих после Заявления Патриарха от 16 июня 1923 г. не прекращались ни на день!