По выходе Патриарха из тюрьмы ему начали приносить покаяние некоторые из тех, кто примкнул недавно к обновленческому расколу, в том числе — митрополит Сергий (Страгородский),
архиепископ Серафим (Мещеряков), епископ Алексий (Симанский)... Подобные покаяния архиереев происходили в храмах Москвы чаще всего — всенародно, и кающиеся просили прощения у Патриарха, у священнослужителей, и у народа! Святейший принимал покаявшихся вновь в лоно Православной Церкви. Некоторые каялись искренне, иные — притворно, словно почуяв, что какой-то «ветер» со стороны большевиков подул в сторону патриаршей власти. Так на самом деле и было, хотя в то же время гонения на «тихоновскую» Церковь не прекращались, что многих сбивало с толку, да и теперь затрудняет понимание того, что же всё-таки хотели добиться антихристы? Многие по сей день полагают, что большевики-атеисты хотели полностью, начисто уничтожить Церковь и веру в СССР, но не могли быстро этого сделать в силу ряда объективных причин. Нет, не этого хотели мнимые атеисты, точней — их высшие руководители. Их незримый «отец» и «отец лжи» — диавол хорошо знал, что внешний погром и репрессии могут загнать веру и Церковь в подполье (в катакомбы), но не могут уничтожить их! К тому же началось довольно успешное бытие за границей той же самой Русской Православной Церкви... Для диавола и вдохновляемых им несчастных его служителей простое физическое уничтожение рабов Божиих — не победа, а поражение (хотя они постоянно вынуждены прибегать именно к уничтожению!). Победа всегда только в том, чтобы так или иначе склонить служителей Христа к добровольному (!) служению антихристу, Церковь Божию сделать церковью сатанинской, извратить её тем самым так же, как удалось извратить бывшую Церковь Ветхого Завета — Израиль, сделать её церковью-оборотнем. Вот в этом — особый успех и особое наслаждение! Между прочим, упорное желание при изъятии церковных ценностей захватить именно богослужебные сосуды и священные предметы объяснялось не только провокационным стремлением «расстрелять как можно больше» сопротивляющихся этому кощунству: большевики могли, взяв эквивалентный выкуп золотом, оставить Церкви эти святыни и всё равно расстрелять столько, сколько хотели и сумели бы! Здесь явно видно стремление именно покощунствовать над святынями самым разным образом, от переплавки их на деньгу, и отправки чуть ли не вагонами в руки западных евреев-банкиров, до использования в самых неожиданных колдовских, сатанинских ритуалах.Феномен оборотничества
(двойничества) мы уже наблюдали в русской истории во всех тех случаях, когда на Руси, в России получала возможность действовать церковь диавола. Так было в ереси жидовствующих в XV в., в Опричнине Ивана Грозного в XVI в., самозванчестве XVII в., в масонских «штучках» Петра I и его последователей в веке XVIII-м, в деятельности иудео-масонства в России в XIX — начале XX в.в. Во всех этих случаях мы имели дело с сущими оборотнями: видимость одна, сущность — прямо противоположная! Таково излюбленное (!) поведение демонов или бесов, могущих прельщать верных и подвижников под видом «ангелов света», как говорит Апостол Павел, или под иными «образами» и «видами». В этом смысле большевики, как мы видели, — законченные оборотни: одним большим Оборотнем стало и всё созданное ими «государство», не говоря уже о его «руководящей и вдохновляющей силе» — коммунистической партии — тоже большом Оборотне. На словах одно, а в замыслах и делах — совсем другое! Совершенно естественно, что таким же Оборотнем им очень хотелось сделать и Русскую Православную Церковь. В этом вся суть большевицкой церковной политики.Отсюда, с одной стороны, нужно было всё-таки уничтожить твёрдо верующих,
неспособных на измену (таковых оказалось несколько десятков миллионов), но с тем, чтобы непременно сохранить в своей «системе» фальшивую видимость Церкви Православной, в качестве послушного орудия соблазна и обмана, совершенно родственного по духу оборотнического учреждения, состоящего из «боязливых» и маловерных, и скверных... и всех лжецов». Таковых поначалу, конечно, должно было быть очень мало, но в дальнейшем, после соответствующего воспитания и обработки, — достаточно для того, чтобы они вкупе производили впечатление «Церкви», и в то же время служили ловушкой для душ, могущих искренне тянуться от неверия к вере и Православию.Нетрудно видеть теперь, что осуществлению этих замыслов решительным препятствием служила та священная граница,
до которой отступил Патриарх Тихон и на которой он остановился с тем, чтобы защищать её уже до смерти («не враг, но и не друг»...).