Первым шагом большевиков закономерно стало стремление вынудить Патриарха к дальнейшему отступлению
за эту границу, то есть к тому, чтобы он стал полным «другом» советской власти, или, по крайней мере, формально заявил об этом для соблазна всей Церкви. Иными словами, простой гражданской лояльности, отказа от политической борьбы, послушания советской власти во всех мірских, не относящихся к вере делах, большевицкому режиму было мало: нужно было, чтобы Церковь целиком и полностью одобрила этот режим, как бы благословила его, стала с ним заодно.Но несмотря на сильнейшее давление, оказанное на него разными способами в этом направлении, Патриарх Тихон, как видно хотя бы из его последнего Обращения во ВЦИК, не отступал,
стоял твёрдо на том рубеже, за который переходить нельзя, оставаясь православным христианином. Между тем пошатнулось его телесное здоровье. У него развивался нефрит (болезнь почек) и «грудная жаба» (сердечная болезнь). Патриарх вынужден был лечь в Бакунинскую московскую больницу, где его продолжали посещать и его помощники, прежде всего митрополит Крутицкий Пётр (Полянский) и Тучков. Иногда он выходил оттуда, чтобы совершить богослужение. Так было и в воскресение накануне праздника Благовещения Пресвятой Богородицы 25 марта/7 апреля 1925 г. В самый праздник (7 апреля) в больницу к Патриарху пришёл митрополит Пётр. Он принёс с собою документ, составленный кем-то из услужливых церковников и подредактированный Тучковым. Это было «Послание Церкви», которое за своей подписью Патриарх Тихон должен был опубликовать. В нём, в частности, говорилось, что советскую власть нужно принять, «как выражение воли Божией», и далее следовала абсолютная лживость: «... в годы великой гражданской разрухи, по воле Божией, без которой в міре ничего не совершается, во главе Русского государства стала Советская власть, принявшая на себя (?!) тяжёлую обязанность (?!) — устранение жутких последствий кровопролитной войны и страшного голода». «Советская власть действительно народная (?!), рабочая, крестьянская власть, а потому прочная и непоколебимая»... «Послание» утверждало, что Церковь «всенародно признала новый порядок вещей» и даже «призвала Божие благословение» на труд народов СССР... Потом прославлялся Декрет об отделении Церкви от государства 1918 г. и Конституция СССР, как дающие «полную свободу» (!?) «право и возможность» веровать и «жить по вере», Церкви «вести свои... дела согласно требованиям своей веры». Особо отмечались те, кто «злоупотребляя своим церковным положением, отдаётся без меры человеческому... политиканству иногда носящему и преступный характер». Таких людей, осуждаемых советскими судами, в случае их «раскаяния перед Советской властью» предлагается предавать церковному суду. От зарубежных епископов требуется «иметь мужество вернуться на Родину и сказать правду о себе и Церкви Божией», и утверждается, что Митрополитов Антония (Храповицкого) и Платона Патриарх вынужден «судить заочно». «Не погрешая против веры и Церкви,... не допуская никаких компромиссов или уступок в области веры, в гражданском отношении мы должны быть искренними (?) по отношению к Советской власти и работе СССР на общее благо» — говорится в документе. И объясняется откровенно, что всё это — как бы плата за улучшение положения Церкви: «... Мы выражаем полную уверенность, что установка чистых (?!) искренних (?) отношений побудит нашу власть относиться к нам с полным доверием» и разрешить учить детей желающих Закону Божию, иметь богословские школы, издавать церковную литературу. Это уж прямо торг какой-то, явно иудиного характера: вы нам тридцать сребреников внешних возможностей, и мы вам — всех ваших врагов в Церкви, — «чистую» дружбу и Божие благословение. Обращает на себя внимание крайне лукавое употребление понятия «воля Божия», как бы дающее основание Церкви «благословить» сов. власть. Издревле выражение «воля Божия» могло употребляться в широком смысле, в значении Промысла Божия, объемлющего всё, что происходит, т.е. и добро и зло. Но всегда подчеркивалось, что в русле Промысла есть два направления — благоволение (собственно воля) Божие, по которому творится только добро, и попущение Божие, по которому диавол, бесы и люди получают возможность делать зло. Патриарх всегда верно считал и называл сов. власть попущением, но не благоволением!