Венедикт Ерофеев: человек нездешний

Какой трудной ни была бы работа писателя, но она, по убеждению Гюстава Флобера, является наилучшим способом ускользнуть от постоянно кусающейся жизни. Со своей стороны добавлю: «Она намного безопаснее для здоровья, чем пьянство». К тому же, как ни прискорбно признать, у большинства простых смертных, у кого ослабевает сила души, тут же появляется искушение пуститься в разгул. Пьянство и эротика начинают вытеснять из жизни многие добродетели.

Цель у автора поэмы «Москва — Петушки» и его персонажа Венички была абсолютно другая, возвышенная и благородная. Она не связывалась с желанием окончательно споить жителей родной страны и была чётко сформулирована писателем: «Больше пейте и закусывайте. Это лучшее средство от самомнения и поверхностного атеизма»⁵.

Предлагаемые автором поэмы коктейли, как определил их один из её комментаторов, «крепко замешаны на неприкаянной жизни, безысходности и советских одеколонах». Не ради же баловства и насмешки Венедикт Ерофеев предлагал: «Все подвиды водяры должны бы называться слёзно... Девичья Горючая, Мужская Скупая, Беспризорная Мутная, Вдовья Безутешная, Сиротская Горькая»⁶.

Реально существовавшие названия, вроде «Слёзы комсомолки», «Сучьего потроха» и «Поцелуя тёти Клавы», очень специфичны и, к сожалению, малопонятны для иностранцев. Упоминаемые в поэме «Москва — Петушки», они резко отличаются от тех, которые вкушали сильные мира сего. И, разумеется, непредставимо далеки от тех наполненных вином бутылок, что стояли на столе у Иосифа Сталина, как от нас туманность Андромеды. Называть напитками то, что пил герой Венедикта Ерофеева Веничка, будет кощунством по отношению к виноделам. Это то же самое, как делать из комара певчую птаху. Во всех словарях русского языка эта сотворённая наспех амброзия обозначена широким и расплывчатым по смыслу понятием — бухало или бухло. Оно, это бухало-бухло

(оно же — пойло, султыга, телогрейка, хлёбово, выпиванто, керосин, горючее), появилось на божий свет, на радость загульным алкашам, как плод их изощрённого ума, едва функционирующего при почти пустых карманах.

Подобное снадобье настолько специфично, что вряд ли имеется что-то подобное в других странах. Изысканной и невиданной роскошью предстаёт на его фоне коктейль «Мохито», собственноручно составленный Эрнестом Хемингуэем из унции убойной крепости белого рома, шести листиков мяты, сока одного лайма, двух чайных ложек коричневого сахара и трёх унций шампанского. Как говорят: комментарии излишни. Остаётся только позавидовать!

В Советском Союзе народ в своей массе покупал в магазинах питьё позабористее и подешевле. По этому поводу высказался другой видный представитель самиздатовской литературы — прозаик, драматург, поэт и философ Юрий Витальевич Мамлеев, писатель-метафизик, сумевший, по его словам, «перепонять» реальность. Он стал со временем общепризнанным, с мировой известностью писателем, как и его товарищ по литературным сходкам в московских квартирах Венедикт Ерофеев.

Вот о чём вспомнил Юрий Мамлеев незадолго перед смертью: «Рабочие, “простые люди” не устраивали революции против советской власти, они просто пили. Это было их ответом на господствующую идеологию марксизма-ленинизма и на то, что из этой идеологии получилось»⁷. Что касается творческой интеллигенции, вино делало её общение более раскованным, содействовало раскрытию душ.

Юрий Мамлеев как писатель-метафизик обращается к романтическим штампам, переводя факт бытового пьянства в поэтический ряд: «Алкоголь связывал тогда всех нас. Головин (Евгений Всеволодович Головин[343], поэт, переводчик Рембо и русский алхимик. — А. С.) говорил, что сразу после первой рюмки вина (пусть “вино” будет обобщающим словом) что-то расцветает в его сознании, пылает нетленный огонь, и в памяти восходят все самые потаённые, значительные мысли, напевы, стихи, озарения. Именно озарения. И этот вдруг создавшийся цветок можно было дарить каждому, способному внимать. А главное — ещё рождался подтекст, намёк на нечто невыразимое. Естественно, такое воздействие вина придавало общению новый, благодатный уровень. Но, разумеется, такого рода общение никогда не переходило в бессмысленное пьянство»⁸

.

Здесь Юрий Витальевич явно лукавит. Или путает давние внешние события со своими тогдашними впечатлениями и переживаниями. Подобная аберрация памяти часто встречается у людей с развитым художественным воображением.

В молодости Юрий Мамлеев трезвенником не был. Сухой закон неукоснительно соблюдал уже в достаточно зрелом возрасте. А тогда, в конце 1960-х годов, Юрий Витальевич с Венедиктом Васильевичем однажды устроили даже не затяжную попойку с долгими разговорами, а настоящий водочный марафон с желанием узнать, кто кого перепьёт. Не будь рядом с ними Марии Александровны, жены Мамлеева, это питьё в запуски закончилось бы плачевным исходом — не останови она истошным криком в начале забега вошедших в раж молодых людей⁹.