Венец безбрачия

— Что? — икнула я, поднимая брови и понимая, что у меня в ответ на предложение есть встречное, косвенно связанное с расставанием и путешествием. — Может быть, впечатлен?

— Запечатлен! — огрызнулся мужик, смерив меня нехорошим взглядом. — Я увидел тебя и понял, что ты будешь моей. И мне все равно, что ты об этом думаешь! Когда я не знаю, чего больше хочу — растерзать тебя или любить, это называется «запечатление».

Это называется «статья Уголовного кодекса, которая тонко намекает местами не столь отдаленными, что насильно мил не будешь»!

— Я — Рудольф, альфа в своей стае, — обнюхали меня с прищуром, подходя поближе.

— А я, судя по отзывам старушек у подъезда, местная лямбда, — ответила я, надеясь отбить у «впечатлительного волчка» любое желание кусать меня «за бочок». Даже нежно. Где-то в голове детский голосок читал с радостным захлебыванием и фефектами фечи стишок: «Я — жлой и штрафный шерый волк. Я в попаданках жнаю толк! Р-р-р!»

— Я вот не могу понять, либо мне показалось, либо этот помойный некромант был здесь? — подозрительно принюхивался оборотень, скривившись так, что я на всякий случай проверила антиперспирант. — Странно знакомый запах…

— Нет, я просто мусор забыла вынести, — осторожно заметила я, намекая, что лучший выход из любой проблемы — дверь. Никогда с таким энтузиазмом я не искала выхода из сложившейся ситуации, вооружившись пакетом с мусором, но меня никуда не пустили, перегородив собой дорогу.

— Держи кольцо! — мне протянули какой-то старинный перстень с камнем, похожим на луну, который поигрывал на свету странным голубоватым отблеском. — Теперь ты моя!

Как же так? Эстафета, а я не в кедах? Мне тут переходящее знамя «Теперь ты — моя любовь!» вручили, а торжественные фанфары так и не выдули ничего прилично-торжественного, хор мальчиков-зайчиков не запищал что-то бодрое и оптимистичное, зато где-то тоскливо заиграл одинокий скрипач, пуская скупую слезу.

— Мм… Мне как-то неловко принимать такой подарок… — заерзала я, чувствуя, что где-то на меня с прищуром смотрит Мендельсон. «Я тут тебя жду-дожидаюсь!» — кивнул композитор. А тетка из местного загса уже позвонила своему парикмахеру и купила новое платье с розочкой, прокашливаясь и репетируя: «Светлана! Согласна ли ты…»

Один грозный рык наученного горьким опытом, и я почувствовала себя самкой синицы в руках, которую поймали и окольцевали, пока где-то летал неокольцованный журавль.

— То-то же! Я же сказал, что мы запечатлелись! — произнес местный фотограф. — И попробуй только мне изменить! Я измену не прощаю!

А если я изменю не вся, а как бы по частям? Мне последнее время сильно изменяет нервная система и левый глаз с нервным тиком. Я проверяла. Это измена. Странный запах неприятностей, следы предыдущих расстройств, задержки хороших новостей, оправдания несовершенству мира, бегающие глаза, дрожащие колени, налицо все признаки измены.

— Я уже научен горьким опытом! Я уже дал одной свободу! За что она так со мной? — взвыл рогатый Рудольф, пока я думала про то, что у каждого оленя Санта-Клауса своя грустная история. — Магии хочу учиться! Ага! Видел я ту магию! Донесли мне, что она снюхалась с некромантом! Я сначала не поверил! Он же воняет трупами. А ведь она была такой красивой… Вы с ней чем-то похожи…

Оборотень проскулил, обхватил голову руками и посмотрел на меня взглядом побитой собаки. Я должна быть слегка польщенной, получив комплимент «повторного употребления»? Увы, я еще не настолько отчаялась, чтобы радоваться хриплому: «Вашей маме зять не нужен?» — спешно проходя по темной подворотне.

— Запах у вас похож… Ты, конечно, не такая красивая, как она, но тоже ничего, — горестно вздохнул страдалец, снова разочаровавшись в моих внешних данных. — Я ее увидел однажды… В лесу заблудилась… И все! Сразу же запечатлелся! Длинные светлые волосы…

Я посмотрела на свои русые волосы, которые в последнее время решили покинуть меня на нервной почве, оставаясь целыми пучками в раковине и на расческе.

— Огромные, как бездонные озера, синие глаза… — проскулил оборотень-рогоносец, пока я подозрительно прищуривалась обычными серыми. — Талия — ну просто рукой обхватишь…

Я попыталась втянуть живот, но тот запротестовал, мол, куда еще, намекнув, что однажды мы вместе с животиком проходили мимо спортзала и даже подумывали зайти и записаться, но потом он жалобно заурчал, и я его пожалела.

— Ноги — длинные, стройные… — продолжал добивать молотком мою женскую самооценку брошенный на произвол судьбы волчок.

Мои вполне обычные ноги, которые растут не из ушей, а из места стандартного и природой спроектированного, были поджаты под табуретку.

— Я помню, как Зайчонок посмотрела на меня… Знаешь, у нее была такая привычка, проводить рукой по шраму… Ведет пальцами и смотрит в глаза, не отрывая взгляда… А еще Зайчонок любила, когда я облизывал ей руки… Она зарывалась ими в мой мех…