Венецианские тайны. История, мифы, легенды, призраки, загадки и диковины в семи ночных прогулках

Было слишком темно, и женщина не могла разглядеть на ходу, что это такое. А останавливаться и разглядывать ей было слишком страшно. Но, прибежав домой, она, к ужасу своему, убедилась: у нее в подоле лежали человеческие кости. С трудом дождавшись утра, она помчалась к подруге, но и та не смогла дать ей объяснения, и обе они отправились к старой ведьме. «Найди черного кота без единого белого волоска, – отвечала та, – заверни его в подол вместе с костями покойника и ступай в обычный час на кампо. Едва услышишь шелест крыльев, скажи так: “Охотники, охотники, подойдите и возьмите свою добычу!”».

Когда пришел час, женщина в точности исполнила указания ведьмы. И не успела она договорить заклинание, как почувствовала: кто-то с силой дергает ее за подол, словно желая вырвать то, что в него завернуто. «Не принесла бы ты мне этого, – промолвил сверху резкий голос, – стала бы ты уже моя!» Это был демон, чуть не похитивший ее душу.

Выражение tacàrboton (attaccare bottone, «зацепиться за пуговицу»), обозначающее начало разговора, который может стать романтическим, появилось благодаря любопытному обычаю. В 1761 году Джованни Зивальо получил заказ на «производство платков, какие носят в Индии, а также женщины Шаха Персидского». Таким образом обозначались шали (zendàli по-венециански) – из шелка или кружевные, пестрые и с длинной бахромой, которую в «народном» варианте делали из шерсти. Когда девушка встречала парня, который ей нравился, она резким движением запахивала шаль на плечо – но ловко подстраивала так, чтобы длинная бахрома зацепилась за пуговицы на куртке потенциального кавалера… В 1848 году венецианские шали все стали черными – в знак траура по жертвам восстания против австрийцев.

А теперь пройдите по калле Альвизе да Понте (calle Alvise da Ponte

). Справа откроется проход в сотопортего и калле дель Пистор (sotoportego e calle del Pistor), которые ведут в кампьелло де ла Кальчина (campiello de la Calcina). Как напоминает нам мозаичная плита на стене, здесь останавливался английский писатель, историк, искусствовед и отличный ведутист[116]

Джон Рёскин, автор знаменитой книги «Камни Венеции». Написанная в 1851–1853 годах, она пробудила интерес к готике и немало способствовала появлению так называемой неоготики.

Его удивительный дар улавливать переменчивые настроения в архитектуре, подсматривать в ней миги случайного, мимолетного счастья, «подобные шажкам ребенка или великолепию накатившей волны», нашел свое воплощение в описании пьяццы Сан-Марко, которое мы можем найти в дневнике за ноябрь 1849 года.

«Это место, где десять веков людские желания изменялись под воздействием моря; восточное и западное мышление встречались, и людские потоки, представляющие сотни разных народов, смешивались в едином водовороте, где из пены взбивалось что-то новое. И робкий пизанец, и мечтательный грек, и беспокойный араб, и томный турок, и могучий тевтон; и выдержка раннего христианства, и живость средневековых предрассудков; пылкость античности и рационализм недавно изверившихся – всем нашлось свое дело и свое место. И мрамор тысячи гор был сколот теми, кто жил у их подножья, и воскурения с тысячи островов слились в единое облако фимиама – и из этой маски, из этого гибельного танца королевств и эпох суждено было возникнуть неистовой гармонии моря, наисладчайшей из всех, что человеческая душа могла замыслить».

* * *

Перейдите теперь понте де ла Кальчина, около которого обитал некогда и здесь же скончался в 1750 году, поэт Апостоло Зено, предшественник Пьетро Метастазио на посту придворного поэта венского двора (Зено сам посоветовал пригласить на свое место того, кому оказалось суждено реформировать оперу), и пройдите всю фондаменту Заттере альи Инкурабили (fondamenta Zattere agli Incurabili) до одноименного моста. Перейдите его и поверните налево, пройдя последовательно кампьелло, калле и сотопортего дельи Инкурабили (degli Incurabili). Теперь зайдите в кампьелло дрио альи Инкурабили (campiello drio agli Incurabili) и поверните направо – на калле, носящую то же имя.

Наименование «Инкурабили» – «неисцелимые», доминирующее в этой округе, происходит от «больницы неисцелимых». Ее в 1522 году основали в соседнем доме Мария Малипьеро и Марина Гримани, предложив кров трем женщинам с Сан-Рокко, пораженным венерическими заболеваниями, в то время действительно считавшимися неисцелимыми. Предназначенная изначально для инфекционных больных, больница довольно быстро начала также давать приют сиротам и молодым людям, готовящимся перейти в христианство, а также изучающим искусства и ремесла.