— Помоги мне, — сказал он. Она заперла дверь на крючок, присела с ним рядом, привычным движеньем руки распахнула платье у себя на груди и положила туда его голову. Старик дышал ее кожей и подрагивал веками, встречая ими свои короткие, как пчелиный укус, и разящие мысли. — Когда я умру, урони мне в могилу немного слез, настоящих. Если сможешь. Ты сможешь?
— Смогу. Но ты не скоро умрешь. Ты сильнее их всех.
— Неправда. Они меня изведут'. Ты им тоже поможешь?
— Ты мне не веришь?
— Я верил только старухе, Роксане и Ацырухс. Две из них меня уже предали, а третья… Третьей то и не нужно: Ацырухс никогда не была мне верна. Она сама по себе. Словно солнце.
— А что же твои сыновья?
— Сыновья нужны лишь затем, чтоб доживать за отцов их грехи и плодить из них новые. Дочери — это другое. Они приходят сюда для того, чтоб за эти грехи расплатиться.
— Ты никогда мне об этом не говорил.
— А я никогда о том и не думал. Просто день сегодня такой — умнее меня самого. Никак мне с ним в одиночку не разобраться.
— Я тебе помогу. Говори.
— Я чувствую, как все вокруг трещит по швам, но ничего не могу поделать. Стоит мне умереть, и вы разругаетесь. А я буду смотреть на вас из своего темнющего далека и сердиться. Я знаю, так оно и будет. Потому что эта река идет кругом. У нее нет конца, а зачата она давным-давно и не здесь, не на этой вершине.
— Ты о чем?
— Я видел все это прежде. Там тоже была река. Я ее ненавидел. В нее стекали все наши дни, а взамен она поила нам новые, такие же пустые и гладкие, как те, что ушли. Там ничего не менялось. Все было так, будто жизнь — лишь река, и в ней никогда ничего не случится.
— Ты говоришь об отце?