Верность сестер Митфорд

— Да, — отвечает он, зачерпывая последнюю ложку «итонской мешанины». — Ускользнула с праздника в разгар конкурса бейквеллских пирогов и отправилась пострелять из пистолета за церковью. Конечно, все прибежали. Думали, кого-то убили.

— Где она взяла пистолет? — Я ошеломлена и не знаю, смеяться или плакать.

— Можно только догадываться, но, полагаю, в ее компании нет недостатка в оружии, — говорит он.

— Мы надеялись, что возвращение домой поможет ей прийти в себя, — замечает Муля.

— Может, она и пришла в себя, Муля? Может, ее «истинное я» и есть нацистка со свастикой и пистолетом в руках? — говорит Декка, даже не пытаясь скрыть ярость.

«Как же ей, наверное, тяжело видеть сестру в объятьях фашизма, враждебного всему, что дорого Декке», — думаю я.

Муля не отвечает, но я спрашиваю:

— Она что, носила повязку со свастикой даже тут, дома?

— Даже на церковный праздник, — отвечает Декка. — Даже в паб «Лебедь», — добавляет Дебо.

— О боже, — восклицаю я, откидываясь на спинку стула.

Пуля говорит:

— Уинстон считает, нацисты используют ее для пропаганды, чтобы англичане думали о них хорошо. Мол, если одна молодая английская аристократка готова дружить с Гитлером и счастливо жить в «Новой Германии», вы тоже можете. Что-то в этом роде.

— Неужели нацисты не понимают, что Юнити, скорее, оттолкнет

от них людей? — хихикает Декка.

— Джессика! — сердится Муля.

Я бросаю взгляд на Питера — у него отвисла челюсть, и это, на мой взгляд, самая правильная реакция на этот разговор. Он, наконец, закрывает рот, а потом снова открывает его, чтобы сказать:

— Почему мы сидим и беседуем так, словно поведение Юнити совершенно нормально? Шутим об этом? Одно дело, когда она вместе со старшими сестрами посетила несколько митингов Британского союза фашистов. Но преследовать Адольфа Гитлера? Носить свастику в Свинбруке? Стрелять на церковном празднике? С ней нужно что-то сделать для ее же собственного блага.

Я чуть не расцеловала его. Это первое здравое суждение о Юнити из всех, что я тут услышала.

— Питер прав, — говорю я. — Мы должны что-то сделать, чтобы спасти ее. А начать надо с того, чтобы вытащить ее из Мюнхена.

— Да, — вторит мне Питер. — Во-первых, почему ей вообще позволили туда вернуться?

Муля смотрит на нас надменно, потому что, разумеется, это камешек в их с Пулей огород.

— Предлагая нам вытащить Юнити из Мюнхена, вы исходите из того, что ее убеждения неправильны. Юнити имеет право на свои взгляды — согласны вы с ними или нет — так же, как вы двое или, осмелюсь заметить, Декка.

Мулю, сколько я ее помню, не очень-то заботили права других людей на политические взгляды, и хотелось бы мне понять, что ею на самом деле движет — желание держать Юнити подальше, в Германии, или она просто хочет поставить меня на место. И то и другое может оказаться правдой, а может и обе причины сразу.

— Муля, мы не против убеждений Юнити. Нас беспокоит ее поведение. Она может поддерживать политическое движение, голосуя на выборах или даже участвуя в акциях протеста, но это совсем не то же самое, что переехать в другую страну, преследовать тамошнего политического лидера, а потом вернуться домой в полном фашистском облачении с оружием, — говорю я как можно спокойнее.

К моему крайнему изумлению, Пуля кивает: — Нэнси права, Сидни.

Муля широко распахивает глаза, и он ненадолго замолкает, прежде чем продолжить.

— Но, может, не обязательно возвращать ее домой. Что если послать кого-то из детей присмотреться к поведению Юнити и ее компании? Рассказать нам обо всем?

Муля обдумывает его идею, и по блеску ее глаз я вижу, что это предложение нравится ей гораздо больше, чем возвращение Юнити.

— Может быть, послать Диану? Она хорошо знает Германию.

— Сомневаюсь, что Диана сейчас способна принимать правильные решения, — говорит Питер. — Не она ли только что выписалась из больницы, чтобы пролететь через пол-Европы ради встречи с любовником? И, кроме того, разве ей не надо восстановиться после операций?

Декка и Дебо фыркают, и даже Памела хмыкает. Муля молчит. И что она может сказать?

Я подхватываю мысль Питера:

— Кроме того, она уже неделями была с Юнити в Мюнхене в компании нацистов и ни разу не забила тревогу по поводу ее поведения. Боюсь, она не тот человек, который сможет привезти ее домой. И вообще, Диана ведь еще в Италии с Мосли?

— Да, Диана восстанавливается там. Может, и напрасно мы беспокоимся за Юнити. — Муля прищуривается, поворачиваясь ко мне. — Может, ты просто снова нападаешь на своих сестер, потому что не разделяешь их взглядов, как в «Потасовке»?

Как же я устала от ее раздражения и неприятия! Интересно, задумывалась ли когда-нибудь Муля, что мне пришлось отточить язвительность, стать клинком, чтобы выжить в этой семье? Я отчаянно хочу покончить со всеми дрязгами и вернуться к ускользающему покою, который обрела с Питером на Адриатике. Но разве можно оставить Юнити в такой ситуации? Она подвергает риску себя и других, и я никогда не прощу себе, если не попытаюсь помочь. Особенно учитывая, что никто другой, очевидно, за это не возьмется.