Верность сестер Митфорд

Наконец перед нею регистратор и М, она станет его женой. «Как долго я шла к этому дню», — думает Диана и глубоко, удовлетворенно вздыхает. Если бы только ее сыновья могли быть здесь; ей мучительна разлука с ними в этой долгой поездке, в которой свадьба — лишь начало, ведь мальчики уже подросли и замечают ее отсутствие, но так надо. Эти постоянные поездки в Германию утомительны, но она знает, что должна оставаться приближенной Гитлера ради Мосли. И ради нее самой.

Ее внимание привлекает Юнити, единственная свидетельница на свадьбе. Диана видит, как она взволнована своей ролью единственной подружки невесты и единственной представительницы семьи, и понимает, что должна присматривать за своей неистовой, слегка истеричной сестрой. Близость Юнити к сердцу немецкой верхушки слегка беспокоит ее, но о возвращении сестры в Англию, на которое намекают Муля и Пуля, сейчас не может быть и речи. Родители позволили Юнити остаться в Германии, когда Том сообщил, что с младшей сестрой, похоже, все в порядке. Диане нужно, чтобы Юнити оставалась тут из-за ее доступа к Гитлеру. Будет странно Диане ездить в Германию, если пропадет предлог «проведать сестру».

Диана отводит взгляд от Юнити и улыбается любимому. Его темные волосы, широкие плечи и властная осанка сегодня так же покоряют ее, как и в вечер их первой встречи. Чтобы заполучить его, потребовалось гораздо больше времени и самоотверженности, чем она предполагала, но она никогда не сомневалась в успехе. Она всегда верила в силу своей воли.

И вот, пусть рейхсминистр пропаганды Геббельс и не обожает Диану — он с подозрением относится ко всем британцам, — его берлинский дом стал их с М свадебной часовней, а его вилла в Ванзее — местом их свадебного завтрака, и не приехал никто из членов семьи, только Юнити в роли свидетельницы. Нетрадиционно, да, но путь, избранный Дианой, незауряден.

Глава тридцать третья

ЮНИТИ

1 августа 1936 года

Берлин, Германия

Зрелище настолько впечатляющее, что дух захватывает, даже на Партайтагах Юнити такого не доводилось видеть. Неописуемое воодушевление охватывает ее при виде олимпийского огня, въезжающего, к восторгу более ста тысяч зрителей, на огромный стадион, часть недавно построенного спортивного комплекса. Как она гордится тем, что стоит здесь, за трибуной Гитлера, на местах для почетных гостей, в день открытия Олимпийских игр; она — неотъемлемая часть этой новой, могущественной Германии — и ключ к немецко-британской гармонии. Гитлер заверил ее, что это и его цель тоже.

Гитлер выходит на помост, и аудитория затихает. Все взгляды устремлены на него, а он принимает цветы от маленькой девочки, и Юнити рада, что остальной мир может хоть мельком увидеть доброго фюрера, которого она так хорошо знает. Живого человека, взявшего на себя роль твердого и могущественного лидера, которым он всегда предстает. На стадионе по-прежнему царит тишина, пока Гитлер поднимается по ступеням к трибуне и готовится выступить. Зрители ожидают услышать экстатическую, драматичную речь, подобную тем, которые они видели в бесчисленных кадрах кинохроники, но Юнити знает, что он выбрал для этого случая другой тон.

Фюрер стоит перед микрофоном, выдерживая паузу. Спокойно, медленно и с минимальной жестикуляцией он произносит:

— Объявляю одиннадцатые международные Олимпийские игры современной эпохи открытыми.

На долгий миг на стадионе воцаряется полная тишина, все ждут, что еще скажет Гитлер. Юнити сдерживает смешок, наслаждаясь тем, как мастерски и непредсказуемо фюрер сегодня опрокинул ожидания всего мира. Когда, наконец, он кивает — дает сигнал к началу парада, — аудитория разражается оглушительными аплодисментами. И парад начинается.

Первая из сорока девяти наций начинает свое шествие по стадиону, проходя сначала мимо трибуны для почетных немецких и иностранных гостей, на которой сидят Юнити и Диана. Почти 4000 спортсменов, одетых в национальные костюмы своих стран, маршируют и приветственно машут. Германию представляют почти 450 участников, а главным ее конкурентом будут Соединенные Штаты.

После почти часового шествия Юнити и Диана по примеру окружающих их людей садятся. Но не фюрер. Он с упорной выдержкой стоит все это время, и Юнити задается вопросом, обожала ли она его когда-нибудь сильнее.