Верный слуга Алексея Михайловича. Две жизни Симеона Полоцкого

Брожение умов и напряжение в церковной жизни бесконечно продолжаться не могло. И вот тут-то на сцену выступил митрополит Газский Паисий Лигарид. Известный исследователь русской литературы Л.Н. Майков дает ему такую характеристику: «…Этот хитрый и льстивый грек, питомец коллегии, основанной папой Григорием XIII для образования греков в латинство, не раз в течение своей жизни колебался между православием и католичеством, смотря по тому, что было для него выгоднее в данную минуту». Скрепя сердце, царь поручил ему деликатную миссию «вынести сор» из российской церковной избы, но с наименьшими отголосками. Помогал Паисию решить эту сложную задачу монах Симеон из Полоцка: грек русским языком не владел.

Самым образованным, самым представительным из греческих духовных лиц, являвшихся когда-либо в Москву[51]

, называли современники Паисия Лигарида. Вытребовал его в Первопрестольную не кто иной, как сам патриарх Никон. «Слышали мы о любомудрии твоем, — писал верховный пастырь России Лигариду, — и что желаешь видеть нас, великого государя: и мы тебя, как чадо наше по духу возлюбленное, с любовью принять хотим».

И действительно владыко был обласкан и царем Алексеем Михайловичем, и патриархом Никоном, но, сам того не подозревая, оказался меж двух огней. Напрасно убеждал он своего духовного покровителя смирить гордыню, ибо: «Какую пользу принесло твое гневливое отшествие во время крамол и браней?»

Когда увещевания результата не возымели, Паисий Лигарид твердо принял сторону Алексея Михайловича, и оба поначалу договорились до того, что «его (Никона. — Б. К.)

надобно как еретика проклинать».

Перед монахом Симеоном проходил ежедневно круг ранее незнакомых ему людей, он переводил для Паисия Лигарида десятки писем, из которых становилось ясно: патриаршеству Никона пришел печальный и бесславный конец. Целых пять лет Русская православная церковь не слышала гласа верховного пастыря! Такого на Руси не бывало никогда.

«Первостепенный деятель эпохи», как окрестят Симеона Полоцкого его последователи, обладал завидными качествами — осмотрительностью и осторожностью, которые в первые месяцы пребывания в Москве во многом способствовали укреплению его положения среди властей предержащих. О благосклонности царя свидетельствует именной указ, по которому местом жительства Симеона Полоцкого в Москве была определена «обитель Всемилостивейшего Спаса, что за Иконным рядом»[52]

. Щедротами Алексея Михайловича монах Симеон был уравнен в содержании с дворцовыми слугами и не испытывал нужды ни в бумаге, ни в письменных принадлежностях. «Толмачество латини Паисия Лигарида», по сути, сделало Симеона Полоцкого правой рукой митрополита Газского. Вместе с владыкой Симеон отправился в Воскресенский монастырь, где обитал патриарх Никон. Грехов за верховным пастырем к тому времени накопилось изрядно, а донос Романа Боборыкина о том, что Никон возвел хулу на царя с семейством, раскрутил маховик процесса, который вошел в историю как «дело патриарха Никона».

«Главный общественный интерес» к нему не ослабевал шестой год, а сам съезд «богоносных отцов церкви» получил название Большой Московский собор. Проходил он в то время, когда призрак очередной, теперь уже духовной смуты беспрепятственно бродил по Москве, порождая словесные перепалки, предвестников вселенской склоки и кровопускания.

В такой обстановке Алексей Михайлович предпринял попытку нанести противникам всероссийского благоденствия решительный удар. На соборе предполагалось: осудить «дьяволом насеянный раскол», выбить почву из-под ног его вождей и поставить окончательную точку в судьбе неуправляемого патриарха. Мы еще вернемся к теме раскола и роли Симеона Полоцкого в борьбе с ревнителями старой веры. Пока же заметим, что Алексей Михайлович внял совету Епи-фания Славинецкого и направил четырем патриархам: Александрийскому, Антиохийскому, Иерусалимскому и Константинопольскому — приглашение к участию в соборе, «яко да исправят и рассудят, яже между нашем [русские] церкве случившиеся раздоры, соблазны и мятежи».

Серб Юрий Крижанович, современник Симеона Полоцкого, назвал Большой Московский собор «полувселенским» и объяснил это так: «[Тем] и зову, вещы бо есть от помистного: понеже на нем быша два постранна (патриарха. — Б. К.) и третий домашний патриарх. На том же собору быша и ныне на Москве живут величественные отцы Епифаний и Симеон и они белорусски андреевского монастыря отцы». Относительно Симеона Полоцкого в этом высказывании закралась неточность: герой нашего повествования обитал в монастыре Всемилостивейшего Спаса.

2 ноября 1667 года в Москву прибыли только первые два патриарха — Паисий и Макарий. Константинопольский и Иерусалимский патриархи, сославшись на опасности, подстерегавшие в долгом пути, и неустройство в собственных церквах, дали на приглашение вежливый отказ, однако подписи о своем согласии об отречении Никона от патриаршества поставили.