Симеон Полоцкий, судя по всему, мог запросто бывать у его святейшества и излагать его мысли на бумаге. Примечателен факт написания Симеоном Полоцким духовной Питирима в ту пору, когда тот еще находился на митрополичьей кафедре. В патриарших палатах Питирима велись жаркие «разглагольствования», однако по краткости патриаршего правления Питирима трудно установить состав участников богословских споров. И все же отголоски одного из них до нас дошли. В догматическом споре о времени пресуществления Святых Даров скрестили копья Симеон Полоцкий и Епифаний Славинецкий. Можно предположить, что Симеон отстаивал воззрения, изложенные в «Венце веры», Епифании — изложенные в трактовке Отцов Церкви[91]
. Чем закончилось упомянутое «разглагольствование», история умалчивает. Но когда Епифании Славинецкий ушел из жизни[92], Симеон Полоцкий сочинил проникновенную эпитафию, предварив ее такими строками: «Преподобному отцу Епифанию Славинецкому богослову и многих язык мужу иску сну».Сколь сложно ни складывались взаимоотношения Симеона Полоцкого с Епифанием Славинецким, однако ученый не обошел своего главного оппонента и завещал ему крупную сумму денег.
К услугам Симеона Полоцкого в написании духовной обращался и архиепископ Рязанский Иларион. Пути их сошлись на приснопамятном Большом Московском соборе, который положил начало близости, в которой, пожалуй, было более противоречий, нежели общего. Начнем с общего. Илларион высоко ценил Симеона Полоцкого как обличителя раскола, как знатока теологии и талантливого поэта. Приведем высказывание И. Татарского о владыке Иларионе: «Этот архиепископ был одним из образованнейших русских иерархов своего времени и в этом отношении питал известное нравственное расположение к Симеону… Правда, в направлении своего образования, не разделял односторонней латинствующей тенденции Симеона».
Как бы то ни было, но черной кошке неприязни, которую пытались подпустить недруги иеромонаху Симеону и владыке Илариону, не суждено было пробежать между ними, о чем свидетельствует и переписка, преисполненная взаимного уважения. Уже упоминавшийся нами безвестный «Г. Я.», ничтоже сумняшеся, замечал: «Со многими… людьми, особенно знатными, Симеон старался поддерживать близкие отношения, но эти отношения были не столько искренние и сердечные, сколько дипломатические, внешние, по расчету».
Оставим сие на совести написавшего эти строки, который, выполняя некий «социальный заказ», низвел Симеона Полоцкого до мелочного, скрытного, безмерно льстивого, двоедушного, бесчестного типа, чуть ли не презирающего православие и на протяжении всей жизни носившего маску, за которой было надежно упрятано униатство. Потому-то и в дружбе Симеона Полоцкого с иерархами Православной церкви анонимный автор усматривает беспредельную фальшь. Так ли это? Обратимся к исследованию безусловного авторитета в русском языкознании Л.Н. Майкова, посвященному Симеону Полоцкому: «…В обществе московском Симеон, по-видимому, не имел тесных связей и, может быть, чаще встречал холодность, чем благосклонность. Из светских лиц ему благоволили Б.М. Хитрово да Ф.М. Ртищев… Из других архиереев, кроме Паисия Лигарида… Симеон был близок особенно к митрополиту Сарскому и Подонскому Павлу, который своим образованием и, между прочим, знанием греческого языка, сам значительно выделялся из среды тогдашнего московского духовенства».