– Я ни на что такое не намекал. Скажи, а он знает о твоем друге-киномане, с которым ты переписываешься по Интернету?
– Мы с Алексом не общались вот уже несколько недель, – качаю я головой. – И никогда не встречались лично. Мне даже не удалось его найти. Он отшил меня, потому что нашел девушку, хотя полной уверенности на этот счет у меня нет. Это неважно. Мы никогда даже не флиртовали. Он всегда был мил. Мы с ним просто друзья, нет, честно.
– Никакой переписки с сексуальной подоплекой или непристойных фотографий, которые могли оказаться в Интернете? – спрашивает Ванда.
– Господи, конечно нет! – восклицаю я, и папа испытывает такое облегчение, что прямо на глазах обмякает.
– Это я так, для проверки, – говорит Ванда, теперь ведя себя как полицейский на допросе, – а засосы, как я понимаю, тебе поставил Портер, так?
– Да! – резко отвечаю я.
Не специально, просто не в состоянии что-либо с собой поделать.
Мне не нравится, какой оборот принимает этот разговор. Еще чуть-чуть, и она предложит мне сходить к венерологу.
Тем временем папа, с отсутствующим видом уставившийся в экран, на котором идет очередной научно-фантастический фильм, прищелкивает языком, будто что-то сейчас понял, но, когда я обращаюсь к нему за объяснениями, лишь отмахивается.
– Что бы между вами ни произошло, – говорит он с изумленным и будто даже веселым видом, – ты сама, малышка, вскоре все поймешь.
Его слова расстраивают меня еще больше, а если по правде, то даже и злят. Если не может помочь, то зачем вообще что-то говорить?
Я два раза подряд чихаю, а когда папа спрашивает, нет ли у меня простуды, не обращаю на него внимания и отправляюсь к себе в комнату.
Затем включаю телефон и смотрю на него с таким видом, будто от тихого, мелодичного перезвона его крохотного динамика зависит судьба целой планеты.
Жду до двух часов ночи, а когда перезвон все не раздается, поворачиваюсь на бок и с разбитым сердцем неподвижно смотрю в стену до тех пор, пока не проваливаюсь в беспокойный сон.
Когда на следующий день приходит время заступать на смену в «Погребе», я настолько извелась от тревоги, что даже не знаю, хочу видеть Портера или нет. В последнее время я старалась не прибегать к тактике Ловкача-Пройдохи, но при виде его фургона на несколько мгновений застываю в нерешительности и к служебному входу направляюсь далеко не сразу. Наверное, именно так чувствует себя алкоголик, ударившийся в запой.
Наконец я его вижу – в бухгалтерии, в тот самый момент, когда туда приходит Грейс сдать выручку. От его вида все мое тело так напрягается, что я чисто физически ощущаю боль. Грейс с нами здоровается и, добровольно взяв на себя роль миротворца, жалуется на руководство, составившее никуда не годный график обеденных перерыbob, но ни я, ни Портер ничего не говорим. Неуклюжая попытка – об этом и так все знают.
Я так не могу. Ночью даже не сомкнула глаз. Вместо мозгов в голове мокрый песок. У меня наверняка жар, все тело знобит и болят глаза. Причем не у меня одной – странный летний вирус-мутант, который Грейс называет не иначе как заразой, подхватила половина сотрудников музея. Но я физически его игнорирую, потому как должна знать, что происходит с Портером. Должна, и все!
– Нет, – говорю я ему, преграждая путь, когда он собирается выйти из комнаты, – так нечестно. Я всю ночь переживала. Ты прямо сейчас объяснишь, что произошло.
– Может, где-нибудь в другом месте? – говорит он, искоса поглядывая на Грейс.
– Где конкретно? Я звонила и посылала тебе эсэмэски. Как я могу исправиться, если ты даже не говоришь, в чем меня обвиняешь?
– Мне надо было подумать.
Теперь, впервые за все время посмотрев ему в глаза, я вижу, что он выглядит ничуть не лучше меня. Под нижними веками залегли черные круги, щетина на подбородке явно выглядит неухоженной. Ощущение такое, что у него совершенно не осталось сил. Ладно.
– Тебе, вероятно, тоже.
– Что тоже? Подумать? Но о чем? – спрашиваю я, вконец озадаченная.
Он бросает взгляд на Грейс и говорит, на этот раз уже тише:
– Послушай, просто я… сейчас меня переполняют эмоции. Мне нужно немного личного пространства, понимаешь?
Его слова жалят тысячей шершней.
– Портер… – шепчу я.
Дверь в бухгалтерию распахивается, и на пороге вырастает мистер Кавадини со своим планшетом. Он открывает рот, чтобы нас поприветствовать, но вместо этого только чихает. Совсем не вежливо. Мне приходится тут же повернуться к пачке бумажных салфеток рядом с пустыми ящиками для денег и вытереться.
Я представляю собой самое что ни на есть мерзкое зрелище.
– Вы тоже заболели? – в ужасе спрашивает Кавадини. Когда я поворачиваюсь к нему обратно, он на шаг отступает и качает головой:
– Грейс, продезинфицируйте здесь все, к чему она прикасалась. Бейли, идите домой.
– Но почему? Со мной все в порядке! – говорю я, сморкаясь в салфетку.
– Вы подхватили инфекцию. Ступайте домой. Завтра позвоните и сообщите мне, как у вас дела. Когда выздоровеете, мы включим вас обратно в график.