Я приподнимаю на пару дюймов руку над столом, едва заметно ему машу и вскидываю подбородок.
– Дэйви, – говорит он, тыча себя в грудь, как всегда обнаженную, хотя на двух других сёрферах одежда имеется.
И при этом дрожит.
– Друг Портера, помнишь?
– Привет, – отвечаю я, полагая, что промолчать будет неправильно.
Ну зачем, зачем он упомянул Портера?
– Твоя «Веспа»? – спрашивает он. – Обалденная тачка. По виду настоящая. Восстановленная, что ли?
Не успеваю я ответить, как Ванда выпрямляется на стуле и говорит:
– Что вы здесь делаете, мистер Труанд?
– А, миссис Мендоза, – произносит Дэйви, внешне ничуть не смущаясь ее присутствия, – не узнал вас в гражданке.
– С твоего позволения,
– Буду иметь в виду, – отвечает Дэйви, улыбаясь не хуже страхового агента.
Из-за соседнего столика встают две девушки постарше, в стрингах и футболках, чтобы выбросить мусор, и дружки Дэйви начинают к ним приставать самым что ни на есть безобразным образом. Мне удается расслышать лишь обрывки фраз, в том числе «вот это задница» и «я бы в такую зарылся всей физиономией», и мне хочется либо умереть, либо оторвать им причиндалы. Девушки отшивают их, показывая средний палец; после грубой, скоротечной перепалки приятели Дэйви сдаются и шагают дальше к фургончику посоле, будто для них произошедшее не бог весть что. Просто еще несколько минут наполненного скукой дня.
Представление окончено, и Дэйви возвращается к разговору со мной:
– Как бы там ни было, ковбойша, мое приглашение остается в силе. Ты не забыла?
Он подносит к губам палец и подмигивает. Чтобы понять, что он намекает на посиделки у костра, мне требуется несколько мгновений. Ничего удивительного в этом нет. Кто может сказать что-то наверняка, когда речь заходит об этом идиоте? Я ничего не отвечаю, а он ничего не замечает. Вместе с дружками Дэйви уже переключил внимание на машину, набитую такими же придурками, как они. Троица бросается им навстречу. Ну слава богу. Мне до омерзения неприятно находиться на одном пляже с такими подонками. Они оскорбляют общество – хотя бы тем, что дышат с нами одним воздухом.
– Уходи, уходи как можно быстрее, – едва слышно говорю я, – пожалуйста.
– Ты его знаешь? – спрашивает Ванда с озабоченным видом, как и полагается полицейскому.
Теперь озабочен и папа, как и полагается отцу.
– Нет-нет, – протестующе машу я рукой, – просто он знает одного парня, с которым мы вместе работаем.
– Ты имеешь в виду Портера Роса? – спрашивает отец. – Я думал, он охранник в музее, а не бездельник, без конца шатающийся на пляже.
Теперь понятно, кто первый произнес при мне эту фразу.
– Ну да, – говорю я. – То есть нет.
– Портер совсем не такой, как Дэйви. Я даже не знаю, дружат ли они сейчас. С Дэйви я случайно столкнулась на набережной и он стал называть меня «ковбойшей», увидев, что я купила шарф. А потом пригласил меня потусоваться, но это еще не значит, что я куда-то пойду или…
– Не горячись, успокойся, – говорит папа.
– Дэйви выглядит такой скотиной, что просто жуть берет.
Ванду мой ответ, похоже, удовлетворил.
– Держись от него подальше, Бейли. Я не шучу. От него одни проблемы. Я его не раз задерживала, но он благодаря формальностям всегда выходил сухим из воды. Парень постоянно под кайфом, причем речь здесь идет не об алкоголе или травке, а о серьезных наркотиках. Ему нужна помощь, но родители не настолько им дорожат, чтобы его спасать.
О боже. Я тут же вспоминаю магазинчик винтажной одежды, странный разговор, свидетелем которого мне довелось стать, и ярость, охватившую Портера, когда он увидел выходящего из лавки Дэйви.
– Но Портер не… – говорю я и тут же, не договорив фразу, жалею, что вообще произнесла его имя.
– С Портером все в порядке, – говорит Ванда, надеюсь, не замечая, какое облегчение мне приносят ее слова, – по крайней мере, я думаю именно так. Семье Росов пришлось через много пройти, но люди они хорошие. Несмотря на это, с такой публикой тебе лучше не связываться. Если Портер водит дружбу с Дэйви, мой тебе совет – обходи их десятой дорогой, чтобы уберечься от беды.
Последние слова она адресует не столько мне, сколько отцу, который в ответ кивает головой с таким видом, словно все понимает. Посыл получен.
Ассоциативная смерть. Теперь в папином гроссбухе напротив имени Портера Роса стоит большая красная галочка. А я даже не понимаю, что это для меня означает, потому как не знаю, что происходит между Портером и мной. Но если бы даже мне, чисто гипотетически, все же хотелось бы, чтобы что-то происходило, то не означает ли предостережение Ванды, что теперь это невозможно?