Коррупция (от лат. сorrumpere – «растлевать») – термин, обозначающий использование должностным лицом своих властных полномочий и доверенных ему прав в целях личной выгоды, противоречащее законодательству и моральным установкам […]. Многие виды коррупции аналогичны мошенничеству, совершаемому должностным лицом, и относятся к категории преступлений против государственной власти […]. Согласно макроэкономическим и политэкономическим исследованиям, коррупция является крупнейшим препятствием к экономическому росту и развитию, способным поставить под угрозу любые преобразования.
Википедия, 2011
Преступление без наказания?
Как видно из приведенного выше определения БСЭ, в СССР коррупции (как и секса) вроде бы не было. А значит, для нашей молодой государственности вроде бы простительно, что в борьбе с этим «уродливым явлением буржуазного общества» пока не достигнуто сколько-нибудь заметных результатов. Об этом красноречиво свидетельствуют как многочисленные серьезные исследования, так и сухие цифры.
Основной, хотя и не универсальный, показатель уровня коррупции в различных странах мира – индекс восприятия коррупции (CPI). Это ежегодный рейтинг, составляемый компанией Transparency International на основе мнения авторитетных мировых экспертов по 10-балльной шкале (где 10 – отсутствие коррупции, а 0 – ее максимальный уровень). Согласно этому рейтингу, Россия в последние 15 лет традиционно занимает места в хвосте списка: например, показатель 1998 года – 78-е место из 85 стран, 2010-го – 154-е из 178. Наши соседи по рейтингу – Лаос, Папуа Новая Гвинея, Таджикистан и Конго.
Интересно, что индекс восприятия коррупции в России значительно улучшился в годы первого президентства В. Путина, но за последние 2-3 года вновь скатился к худшим показателям 90-х.
По мнению целого ряда аналитиков, термин «коррупция», особенно в российских масс-медиа, превратился в «ярлык двойного назначения». С одной стороны, его можно навесить практически на любого политика или бизнесмена. Подключение к делу правоохранительных органов, как правило, демонстрирует торжество законности. И все же эти меры производят впечатление не системной борьбы с коррупцией, а желание удовлетворить общественный голод по справедливости, по бессмертному жегловскому: «вор должен сидеть в тюрьме».
С другой стороны, на борьбе с коррупцией – особенно накануне выборов – стремятся сделать политический капитал даже те, кто, мягко говоря, не прославился честностью и неподкупностью в свободное от предвыборной кампании время. Дабы не задевать никого из действующих политиков и представителей элиты, приведем лишь один яркий пример из недавнего прошлого. Михаил Касьянов, в 2008 году грезивший о кресле Президента России, одним из основных тезисов предвыборного пиара избрал борьбу с коррупцией, хотя одиозная кличка «Миша-два процента» за годы его пребывания в высших эшелонах власти стала притчей во языцех.
В конце того же 2008 года широкий общественный резонанс вызвала организованная Общественной палатой РФ пресс-конференция на тему «Антикоррупция – часть криминального бизнеса или реальная борьба?» На ней – пожалуй, впервые на столь высоком уровне – было открыто заявлено, что большинство организаций, декларирующих борьбу с коррупцией (а их в России несколько тысяч), преследуют исключительно коммерческие цели. По жесткому выражению ныне покойного Виктора Илюхина, «борьбу с коррупцией норовят возглавить сами коррупционеры», а в регионах высокие чиновники обсуждают, «кого сдать сегодня, кого принести в жертву, дабы отчитаться перед федеральным центром об активной борьбе с коррупцией».
Любопытно, что и в народе к тотальному мздоимству за эти годы как-то приспособились. Согласно опросу ВЦИОМ, проведенному в 2006 году, отношение общества к нечистым на руку дельцам смягчилось, а значительная доля населения даже не считала коррупцию преступлением.
Кризис как источник развития
Экспертные оценки объемов российской коррупции и сегодня далеки от оптимистичных. Данные на этот счет, по понятным причинам, разные. Но средневзвешенная цифра по-прежнему сопоставима с официальным бюджетом страны.
Однако нам еще предстоит оценить серьезный поворот в умах правящей элиты России – да, пожалуй, и всей наиболее «продвинутой» части российского общества, который произошел примерно за последние три года и по времени (видимо, не случайно) совпал с мировым кризисом.