Но в душе он не раз жалел об отказе. Страшно исхудала Дочка за зиму. Ляглярины выпрашивали или выменивали у соседей охапки сена, все чаще и чаще Егордан приносил на корм скотине тальник или молодую березку, но больше всего поддерживали животное мелкие сухие листья, которые заготовляла себе под буреломом серая лесная мышь.
После долгих семейных совещаний было решено, что Федосья с Никитой отправится в Нагыл за подмогой. Ведь Федосья была оттуда родом. Прожить бы только еще одну зиму! А там, может, хороший урожай будет, накосят много сена, добудут дорогую пушнину, подрастут дети, — одним словом, как-нибудь да встанут на ноги. Но пока что без помощи со стороны не обойтись.
Мать взяла большой берестяной туес, на дне которого: был творог — провизия на дорогу, а Никита — вторую книгу Сахарова. Первая книга Сахарова и книга Вахтеровых были уже давно не только прочитаны и перечитаны самим Никитой, но и пересказаны всем, кто соглашался его слушать.
Рано утром вся семья прощалась с ними в лесочке за юртой. Двухлетний Сенька, брыкаясь своими кривыми ножками, лепетал что-то и, вырываясь из отцовских рук, тянулся к уходящей матери. Алексей, как крепкий мужчина, еще до расставания углубился в лес и стал, отчаянно карабкаться на развесистую лиственницу. Попрощавшись со всеми, мать с сыном отходили все дальше и дальше, убыстряя шаг, чтобы не слышать тревожного хныканья Сеньки.
Путники скоро пересекли Эргиттэ и вступили в пятидесятиверстный, таежный лес, отделявший Нагыл от Талбы. Узкая, но глубоко протоптанная пешеходами и верховыми тропинка то вилась между высокими кочками, усеявшими дно пересохшей таежной речки, то резко сворачивала в сторону и бесконечной лентой тянулась вдоль подножья невысоких гор. Весной на два-три дня речка наполнялась до краев и мчалась по руслу бурным потоком. Потом вода спадала, и речка разрывалась на отдельные озера. И вот так идешь, идешь да вдруг завязнешь в грязи, а выйдешь на сухое место — и в ноги впиваются мелкие камешки, которыми усеяна тропа..
По временам путники садились у дороги отдохнуть и подкрепиться. Они доставали из туеса творог. Другой еды не было.
Из кустов с шумом вылетали тетерки с бойкими выводками и, кудахча, рассаживались поодаль. Никита с палкой в руках бросался на них. Или вдруг прямо из-под ног выскальзывал бурундук и, посвистывая, бежал перед мальчиком, маня его за собой своим пушистым хвостом. Никита с криком кидался за ним, но зверек быстро взбирался на дерево. И тут-то возникала трудная задача: сбить его метко брошенным сучком.
А Федосья уходила дальше. Вдоволь набегавшись, Никита с трудом догонял мать. Иногда она поджидала его, сидя у дороги.
— Если так будем идти, когда же это мы столько верст одолеем? Я боялась, что ты заблудился, — печаль» но говорила Федосья и, поднявшись, продолжала путь.
Никита очень жалел мать и давал обещание больше не гоняться за зверьками и птицами.
Но опять, как назло, шумно вылетали тетерева, трещали бойкими крыльями рябчики, мелькали меж кустов пышнохвостые бурундуки. А то вдруг вороненок, от летней жары открывший свой желтоватый рот, мокрыми глазками глядел на мальчика с нижнего сучка дерева. И Никита опять не выдерживал и опять, схватив какой-нибудь прутик, бросался на охоту.
К полудню сын и мать очень устали. А впереди, на горизонте, сверкая молниями, выплывала черная туча. Гулко зашумел лес. Встревоженные чайки белыми листьями заметались над озерами. Туча быстро разлилась по небу, и вдруг настала жуткая предгрозовая тишина. Спряталось, исчезло все живое. Только два черных нырка спокойно плавали на озере, изредка взмахивая крыльями. Схватив палку и даже не обернувшись на крик матери, Никита помчался к озеру. Нырки уплывали к другому берегу, а он бегал вокруг и кидал в них сучьями и комьями земли.
Вдруг мальчик быстро разделся и бросился в воду, чтобы выгнать нырков на сушу. Но не доплыл он и до середины озера, как птицы с шумом снялись и улетели. Незадачливый охотник вылез на берег, оделся и, схватив книгу, побежал догонять мать.
На шею ему упала крупная капля дождя. И тут ослепительно сверкнула молния, и над самой головой раздался страшный гром, и полил и затанцевал ливень. Никита на бегу сунул книгу под рубаху и подтолкнул ее к спине, чтобы не мешала бежать.
Мать в сильной тревоге сидела под огромной сосной. Она слегка подвинулась, и они вместе устроились под деревом, тесно прижавшись друг к другу, но очень скоро промокли до костей.
Ливень прекратился так же внезапно, как и полил. Дорога покрылась лужами, повсюду плавали пузыри, похожие на изумленные глаза. Путники шли, взяв торбаса под мышку. А по глубоким падям, то и дело пересекая тропу, побежали мутные потоки.
Теперь вдоль долины дул студеный ветер. Промокшие и продрогшие, Федосья и Никита сели на поваленное дерево, сняли прилипшую к телу одежду и отжали воду. Потом съели остаток творога.