Читаем Весенная пора полностью

Никита вырвал вдруг из рук Агаши пальто, которым она прикрывала кота, и выбежал наружу. Девочка пустилась за ним. Они бегали вокруг юрты. После третьего круга, когда Агаша уже догоняла Никиту, он набросил пальто ей на голову. Агаша обиделась и сразу ушла. Поэтому Никита все лето старался не попадаться Кэтрис на глаза.

А вдруг старушка вспомнит сейчас этот случай и скажет: «Иван, ты не смотри, что он смирный на вид. Он ужасный шалун. Летом Агашу обидел»! Тогда плохи будут Никитины дета! А тут Агаша как назло стала еще более смешливой.

— Ничего, пусть увидят его бедность, — сказал учитель и, отодвинув пустую чашку, вышел из-за стола, скрипнув солдатским ремнем.

Никита облегченно вздохнул, отведя глаза в сторону.

Когда учитель надевал свой овчиный тулуп, Никита не вытерпел и, подтолкнув Алексея, побежал к двери. Но в это время заюворила Кэтрис:

— Никита, поди-ка сюда!

Опустив голову, он подошел к старушке.

«Вспомнила, — подумал он, — вспомнила!»

— Слушай меня внимательно! Учись как следует, чтобы отплатить Ивану за его доброту. Будешь ему помогать, когда сам станешь учителем. А то он один…

— Я не один, мама, нас много! Ну, отпусти его, разве не видишь, человек волнуется? — сказал Кириллов и вышел во двор.

Мать пошла за ним.

Гнедая лошадь с черным хвостом мотала головой и нетерпеливо разгребала копытом снег.

Пока учитель прощался с матерью, Никита подошел к Алексею Мальчик стоял, закусив рукавицу. Круглое лицо его побледнело, губы мелко дрожали.

— Ну, милый… ну…

— Ну, поезжай… — глухо, как мать, пробормотал Алексей. — П-поезжай, убай…

Братья поцеловались.

Раскрыв ворота настежь, учитель вывел под уздцы вырывающуюся лошадь, едва удерживая ее. За воротами лошадь рванулась, а Никита, сидевший в санях, упал на спину, задрав кверху ноги. И тут же он услышал не то испуганный, не то смеющийся возглас Агаши. Лошадь мчала их галопом по снежной целине. Вытянув голову и сопротивляясь натянутым вожжам, она вынесла их на дорогу и перешла на рысь.

Оглянувшись, Никита увидел катящийся по дороге черный комочек: это Алексей бежал домой. Прячась от учителя, Никита стал утирать слезы. Когда он немного успокоился, учитель толкнул его спиной и громко спросил:

— Ну как, сидишь?

— Сижу…

Кириллов обернулся, заглянул Никите в лицо и ласково проговорил:

— Ничего, ничего! Не будем расстраиваться, дружок! Наверно, тяжело расставаться с братом? У меня нет брата, только вот сестренка Агаша. Ну ничего, давай побеседуем… А помнишь ли ты, друг, Григория Константиновича Орджоникидзе?

— А как же! — воскликнул Никита, задвигавшись в санях. — Всех помню: и товарища Боброва, и товарища Ярославского, и…

— Видишь, какие у нас с тобою друзья? А сами чуть было не загрустили, а? Давай-ка лучше я тебе расскажу, кто из них где находится и что делает. Садись поближе…

И они проговорили всю дорогу. Учитель говорил просто и искренне, как равный с равным. Когда Никита спросил Кириллова, почему Кэтрис сказала, что может, следовало бы еще подумать, учитель, помолчав немного, ответил:

— Она, видно, боялась, что ты по дороге замерзнешь. Верь, Никита, что мать ничего плохого не думала. Она у меня добрая. А ты вроде побаиваешься ее? Почему?

Никита неожиданно рассказал учителю про свой летний проступок. Иван выслушал его с большим интересом и, смеясь, сказал:

— Нет, Агаша не скажет. Помню, ты когда-то пострадал из-за нее. Но теперь она выросла, да и ты теперь, надо думать, не кидаешься калошами?

Когда они вечером проезжали по лесу, из-за поворота дороги выскочил верховой с наганом на ремне. Это был Афанас Матвеев.

— О, да это ты! — приветливо закричал он Кириллову и, соскочив с коня, присел к ним в сани.

Хотя Афанас заметно похудел и глаза его будто стали еще острее, он казался помолодевшим и особенно веселым. Сейчас он ехал на несколько дней к себе в наслег. Узнав, что Никита будет учиться, он ударил рукавицами по коленям и воскликнул:

— Это хорошо!.. Скоро будет много грамотных из бедняков. А когда мы, малограмотные, постареем, они и разговаривать снами не захотят. Ох, разбойники! — подмигнул Афанас Никите и надвинул ему шапку на глаза. Потом закурил деревянную трубку, почему-то снял с головы шапку, повертел ее в руках и медленно заговорил совсем другим тоном — Да, наш наслег — темная сторона. Заместитель председателя наслежного ревкома — Лука Губастый. Уж очень разоряется этот тип о том, что он красный!

— Кроме Луки Веселова, нет грамотея у нас…

— Пока нет, — повторил вслед за учителем Афанас и разогнал рукой табачный дым. — Грамотный, так пусть секретарем будет, а не заместителем. Вот вернусь в наслег и такую заварю кашу, таких оладий напеку, или сделаю наслег большевистским или сам пропаду… Ну, прощайте! Учись, парень, учись! Примут, не бойся! Может, нужным человеком станешь.

Надев шапку, Афанас прихлопнул ее ладонями, спрыгнул с саней, вскочил на коня и скрылся за деревцами.

Поздно вечером учитель и Никита приехали в Нагыл и — остановились у какого-то старого дома, к которому была пристроена юрта, обмазанная глиной.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека сибирского романа

Похожие книги

Через сердце
Через сердце

Имя писателя Александра Зуева (1896—1965) хорошо знают читатели, особенно люди старшего поколения. Он начал свою литературную деятельность в первые годы после революции.В настоящую книгу вошли лучшие повести Александра Зуева — «Мир подписан», «Тайбола», «Повесть о старом Зимуе», рассказы «Проводы», «В лесу у моря», созданные автором в двадцатые — тридцатые и пятидесятые годы. В них автор показывает тот период в истории нашей страны, когда революционные преобразования вторглись в устоявшийся веками быт крестьян, рыбаков, поморов — людей сурового и мужественного труда. Автор ведет повествование по-своему, с теми подробностями, которые делают исторически далекое — живым, волнующим и сегодня художественным документом эпохи. А. Зуев рассказывает обо всем не понаслышке, он исходил места, им описанные, и тесно общался с людьми, ставшими прототипами его героев.

Александр Никанорович Зуев

Советская классическая проза
Жестокий век
Жестокий век

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Желание Чингисхана, вершителя этого жесточайшего абсурда, стать единственным правителем Вселенной, толкало его к новым и новым кровавым завоевательным походам…

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза