Леса уже отряхивались от снега, пробуждались, приободрялись, и с каждым днем все шире и вольней размахивали деревья своими раскованными ветвями. Только стаял снег на южных склонах холмов и пригорков, как начали появляться первые весенние цветы — подснежники, похожие на беленьких тонконогих цыплят. Повеяло мягким запахом чебреца, бодрящим лесным ароматом. По всему наслегу уже можно было услышать рассказы о первых грачах, о жаворонках и других вестниках якутской резвой весны.
Страстный охотник, Алексей ходил теперь в школу из Глухого, где Егордан прошлой осенью поставил новую летнюю юрту и куда семья недавно переехала из Дулгалаха. При этом Алексей неизменно таскал с собой огромный отцовский дробовик. Ведь первая утка вместе со славой самого счастливого охотника в наслеге могла достаться и ему на пути между школой и домом!
А молодой учитель и Семен стали ночевать под открытым небом на бугорке возле школы, где стоял зарод принадлежащего наслежному совету сена.
Неугомонным весельчаком и проказником рос маленький Семен, подвижный человечек с быстрыми черными глазенками и материнским носом на смуглом круглом лице. Надует этот озорной человечек щеки пузырем, позыркает черными угольками глаз и вдруг, выстрелив губами, разразится таким заразительным смехом, что и постороннему трудно удержаться. Сидя дома и даже не глядя в окно, он по мычанию безошибочно узнавал всех окрестных коров. Стоило вдалеке заржать какой-нибудь лошади, как он уже определял, кто едет.
Увлеченный горячим рассказом, он мог нечаянно назвать гостя обидным, насмешливым прозвищем, и тут же, спохватившись, сломя голову вылететь из дому. А то еще затолкает под рубаху своего петуха и отнесет его на поединок с петухом самой Мавры Семеновой, причем обязательно будет вмешиваться в бой и помогать своему.
Никем не замеченный, он ухитрялся каким-то образом опередить своих старших братьев, тайком от него ушедших на охоту, и, к великому их изумлению, с диким хохотом неожиданно выскакивал из-за кустов уже в версте от дома. И ведь никакие уговоры и угрозы не действовали на него — не уйдет домой, пока не отдашь ему первую дичь, хоть куличка какого-нибудь, обязательно он должен вернуться с добычей.
Вот он лежит, обняв Никиту за шею, ласково прильнув к его спине, и развивает какие-то фантастические планы. Внезапно эта болтовня обрывается на полуслове, и только слышится легкое, ровное дыхание спящего крепким сном здоровяка. Теперь он уже не шелохнется до рассвета.
На слегка потемневшем небе появляются светлые звезды. Где-то лениво лает собака. Потом и она умолкает, и тишина расползается по земле все дальше и дальше. Веки у Никиты тяжелеют, постель становится мягче, теплей, уютнее.
Что такое? Кажется, едва лишь забылся сном, как уже проснулся. А в груди легкость и свежесть, словно только что пил прохладные сливки.
Блестящая, как лезвие наточенного ножа, полоска на востоке все ширится, будто откидывается там с неба серое шелковое покрывало. И звезды гаснут одна за другой. Потом прилетает всегда чем-то озабоченная трясогузка. Она садится на изгородь, покачивает своим длинным хвостом, кивает головой, поворачивается то одним, то другим боком. Она похожа на бойкую молодуху, которая оставила ребенка в люльке и молоко на огне и зашла на минуту к соседке за горстью соли. Ах, птичка-плутовка! Делает вид, что ничего не увидела, ко всему здесь безразлична, вот-вот улетит, а сама всему удивляется, все примечает, всем интересуется!
Старые лиственницы, по грудь скрытые обступившей их молодой порослью, начинают медленно раскачивать свои ветви? Потом просыпаются и молоденькие деревья, и вот уже радостно шумят кругом леса, и весенний теплый ветер нежно поглаживает по щеке.
Одна за другой возникают и устремляются в небо струйки дыма из труб окрестных избушек. Обрадованная собака подпрыгивает, норовя лизнуть в лицо первого человека, вышедшего встречать наступающий день.
Восточный край неба слегка подрумянивается, а потом вдруг как заалеет! Это невидимое еще солнце уже приветственно протягивает свои первые лучи, и тут радостно пробуждается земля, пробуждаются люди.
— Ух, холодно! — Семен поворачивается на другой бок и плотно прижимается к Никите.
Уж если он проснулся, сразу начнет ворочаться, то и дело поднимать голову, озираться по сторонам. А то вдруг как фыркнет, дрогнув всем телом.
— Ну, что там еще? — недовольно спросит Никита.
— Смотри! Мышка мышку за ухо укусила!
Ну как не любить такого человечка, который радуется всякому проявлению жизни на земле, всему на свете!
Проснувшись как-то тихим утром, Семен, сопя, высунул голову из-под одеяла и сразу весь чутко сжался. Потом он тихо подергал старшего брата за плечо и беспокойно зашептал ему на ухо:
— Никита, погляди!
— Что такое? — недовольно спросил Никита.
Он уже давно не спал, но ему не хотелось отвлекаться от своих мыслей ради какой-нибудь очередной новости, вроде той, что мышка укусила за ухо другую мышку.
— Гляди! Да ты погляди…