Весенняя пора

Когда пришли на лесную полянку, Вася остановился и, ни с кем не советуясь, начал чертить круги — «озера». Потом, изображая сокола, он встал между двумя «озерами». Все остальные, обратившись в «уток», стали перебегать от одного «озера» к другому. Вася гонялся за ними, норовя схватить кого-нибудь на бегу. В игре смешались и богатые и бедные. Пойманные «соколом» «утки» выходили из игры.

Долго развлекалась молодежь. Почти всех переловил Вася-«сокол». Не пойманными остались Никита и две девушки — одна барышня, другая батрачка. Уставший и раздраженный «сокол» стал преследовать одного Никиту. А Никита, раздосадованный тем, что барчук упорно не узнавал его, хотя и строил ему сегодня рожи, решил помучить Васю. Но, главное, он не мог простить ему, что тот уже учится в городе, тогда как сам Никита из-за бедности распрощался со школой. Стоило, стоило помучить княжеского внучонка! К тому же Никита слышал, как ребята потихоньку хвалили его, талбинского паренька, за проворство.

Это было долгое и отчаянное соревнование. Галопом промчался к усадьбе Никуша Сыгаев. Никита уловил краем уха чей-то испуганный шепоток: «Никуша сердитый!» — но в азарте не обратил на это внимания.

Вот Вася уже чуть не поймал Никиту. А Никита пустился во весь дух, с разбегу налетел на богатую девушку, опрокинул ее, сам упал, но успел все-таки закатиться в «озеро». Пострадавшая лежала в белой пене кружевного белья. Девушка была, видно, сильно оглушена. Играющие столпились вокруг нее.

Посмотрев в ту сторону, Никита не встретил ни одного дружелюбного взгляда, все вдруг стали его врагами. Потом девушка тихонечко встала, оправила платье и, прихрамывая, направилась к дому.

— Отведем его к Анчик! — воскликнул кто-то. — Скажем, что этот ушиб Машу!

— Нет, лучше к самой…

Так и не решив окончательно, к кому вести Никиту, парни всей гурьбой набросились на него и поволокли в усадьбу.

Никита понял, что «сама» — это старая Сыгаиха, и решил бунтовать.

— Не пойду! — неистово кричал он.

Стараясь вырваться, Никита несколько раз падал, увлекая за собой других ребят. Вася держал его сзади, то и дело угощая крепкими подзатыльниками. Матери поблизости не было, да если бы и была, тоже не смогла бы защитить. Вот если бы тут оказалась бабка Варвара, разве только через ее труп так волокли бы ее внука!

Никита начал сдавать. Несколько раз он вырывался и убегал, но его каждый раз догоняли и снова тащили. По мере того как ватага стала приближаться к усадьбе, образовались две группы — богатые отделились от бедных. Бедные начали отставать, они шли теперь в конце процессии, но все-таки готовы были броситься за преступником, если бы он снова попытался удрать. Позади всех брела, прихрамывая, потерпевшая.

— Ох и задаст тебе сама! Теперь ты попался! — слышал Никита злорадные выкрики.

«Не съест же она меня!» — подумал Никита. К тому же, если ему даже и удалось бы удрать от них, то пришлось бы оставить мать одну среди врагов. И, демонстрируя свою храбрость, Никита гордо устремился вперед.

Ребята вышли на опушку и увидели, что из ворот огромной усадьбы, одна за другой, выезжают телеги, нагруженные сундуками и туго набитыми узлами. Вся ватага остановилась было в недоумении, но Вася сорвался и побежал вперед… За ним ринулись все — и стража и преступник. У ворот ребята едва успели расступиться перед внезапно появившейся лошадью, запряженной в коляску. В коляске сидела раскрасневшаяся и заплаканная Анчик в дорожном платье, а на козлах восседал Никифор, в очередной раз избивший свою жену Капу. За коляской верхом на своем иноходце выскочил Судов.

По двору беспокойно сновали мужчины и женщины. Когда ребята входили в ворота, к ним подбежала кривая Марфа:

— Не видали моего Сеньку?

— Марфа, где сама?! — завопил кто-то из барчуков. — Этот талбинский мальчишка…

— Тише ты! Разве не видишь?! — зашипела Марфа. — А Сенька мой где?

— А что?

— Господа все уехали, остались одни старики. Сама сильно захворала.

— А куда уехали? Почему? — спросил Никита.

— Куда! Почему! — сверкнула Марфа своим единственным глазом. — Спросил бы у них, куда! Умник какой нашелся!.. Расходитесь потихоньку, беда, говорят, большая в городе случилась… А тебя, сорванец, мать искала, — бросила она Никите.

В это время из черной избы высунулась сама Федосья и окликнула сына.

Капа понуро сидела у давно потухшего камелька. В сумраке не было видно ее лица. Она коротко и громко втягивала в себя воздух и все время вздрагивала.

— Где ты пропадал? — спросила мать и, не дождавшись ответа, продолжала: — Этакая суматоха! Собирайся!..

— Прекрасная моя Талба, — тихо заговорила Капа, всхлипнув, — спокойно катит свои чистые воды… А я, несчастная, тут, в чужой сторонке…

— Не надо, Капа, милая, — успокаивала ее Федосья.

— Анчик хоть иногда защищала меня. Да, видишь, улетела неизвестно куда… Чаю попейте перед дорогой, — неожиданно прибавила Капа и сняла с камелька чайник.