Вещь

Теперь эта жуткая галерея и вовсе стала похожа на зоологический музей. Казалось, в замке живет сумасшедший ученый. Потому что животные, развешанные по стенам, никак не могли быть трофеями охотника. Я насчитала восемь видов разных собачонок, среди которых были две белоснежные болонки. Они стояли рядышком на постаменте и, как и вся эта коллекция, были обрамлены массивной золотой рамой. Далее на стенах рядком висели распятые лисицы и генетты. Они своими тушками составляли рыже-серый орнамент, похожий на тот, что любят вырезать дети из многослойной бумаги, когда получаются человечки, держащиеся за руки. Потом начались композиции из обезьян и барашков, кроликов, коз и прочих безобидных тварей. Все они составляли довольно пеструю, но при этом единую цветовую гамму и занимали уже все пространство стен, кое-где даже наползая на потолок. А вскоре их сменили детеныши лесных жителей. Огромное разноцветье тушек, меховое пространство из тел малышей. Я никогда не состояла в партии «зеленых», с удовольствием носила меховые воротники, но тут даже меня передернуло. Отвратительная коллекция маньяка-Мазая. К счастью, вскоре бабка остановилась около кованой чугунной двери, которую венчали четыре огромные золоченые морды львов. Дверь весом в пару тонн плавно распахнулась перед нами, словно от легкого дуновения летнего ветерка.

«Эх, любовь, любовь. Человеческая любовь. Если бы только можно было выкорчевать ее из людских сердец, как сорняк с огорода, жизнь стала бы куда проще, – проскрипела старуха. – Любовь к вещам куда благороднее и спокойнее для психики. Хотя что я тебе рассказываю, ты и сама все знаешь. Мне жаль, что Марат утратил бдительность и ты очаровалась этим недотепой. Подожди нас, Марат, снаружи, у нас тут чисто женский разговор».

Двери снова, словно повинуясь взмаху ее руки, захлопнулись прямо перед носом обалдевшего Марата. Я терялась в догадках – что за мощная старуха стояла передо мной, если Марат позволял ей обращаться с собой, как с тупым мальчишкой? При ней он вообще был мало похож на себя прежнего, блеял перед бабулей, как маленький козлик на тонких трясущихся ножках.

«Проходи, дорогуша, не стесняйся. Меня зовут Изольда. Изо льда. Родителям просто нравилось имя, они и не подозревали, что оно определит всю мою дальнейшую жизнь. Я никогда особо не любила людей, даже к мамочке относилась весьма прохладно. Все эти сюси-пуси, ласки были не для меня. Говорили, что я родилась с каменным сердцем».

«Снежная королева?»

«Ледяная. Но я наступила на те же грабли, что и ты. Беззаветно влюбилась. К сожалению, эта болезнь не щадит ни молодых, ни старых. Я была такая же, как ты, смышленая, но одинокая девчонка, когда они позвали меня. У меня тогда трагически погиб муж. Авиакатастрофа. Надо сказать, я обожала его. Golden Lion спас меня в те далекие времена от самоубийства, и с тех пор я многого достигла».

Из просторной гостиной с большим дубовым столом мы перешли в темную круглую комнату. Бабка зажгла свечи, и тут я охнула. Мы находились в зале Музея Клюни, а по кругу весели прекрасные шпалеры – почти такие же, что я видела в Париже.

«Мы во Франции?»

«Нет, милая моя. Хотя было бы неплохо оказаться там и выпить бокальчик настоящего бордо. Мы у меня дома, и ты видишь уникальные гобелены, шедевры XV века».

«А что тогда там, в Клюни?»

«Так, жалкая подделка. Но это, разумеется, секрет. Не хотим же мы лишить музей мощной статьи доходов».

Гобелены, несомненно, были выполнены рукой того же мастера. И даже развешаны были по кругу в том же порядке, что и в музее. Я подошла поближе и ощутила в носу древнюю пыль. Провела рукой по старинной ткани. Шпалеры были прекрасны как никогда. Грамотно подсвеченные с разных точек, они передавали удивительное ощущение трехмерного объема. И что-то все равно меня смущало. Некоторые детали. Например, у прекрасных дам и их служанок были сердитые лица. Мое альтер эго смотрело на меня с нескрываемой злобой, а лев, сидящий у ее ног, будто так и норовил куснуть хозяйку за локоть. Но больше всего потрясло меня то, что на шпалерах не было единорогов. Ни одного. Теперь его место занимала львица.

«А куда делся единорог?»

«Бабушка козлика очень любила, бабушка козлика в супе сварила».

Старуха зашлась грудным смехом, в такт которого мелко затряслась ее вуалька с черными стразами.