Вещие сестрички

Томджон попытался лечь пораньше, но сон то и дело прерывали муки творчества в соседней комнате. Хьюэл бормотал что-то про балконы и нужны ли миру машины для создания волн. А так тишину нарушал только настойчивый скрип пера.

Наконец Томджон задремал.

– Ну что, на сей раз у нас все готово?

– Да, матушка.

– Разожги огонь, Маграт.

– Да, матушка.

– Давайте поглядим…

– Я тут все записала, матушка.

– Большое спасибо, девочка, читать я умею. Итак. «Собрались вокруг котла, в недра бросить все пора…» Это что такое?

– Наш Джейсон вчера забил свинью. Эсме.

– Как по мне, отличная требуха, Гита. Если я что-то понимаю, тут на пару добрых обедов хватит.

– Матушка, пожалуйста.

– Я к чему: в Клатче куча голодающих, они б уж точно нос воротить не стали… ладно, ладно. «Чечевица и пшеница в том котле пускай томится»? А жаба куда подевалась?

– Матушка, пожалуйста. Вы все дело тормозите. Знаете же, тетушка Вемпер была против ненужной жестокости. Растительный белок подходящая замена животному.

– Так понимаю, тритона и болотного ужа тоже ждать не стоит?

– Нет, матушка.

– Где тигриная требуха?

– Вот она.

– Это что за дерьмо, простите мой клатчский?

– Тигриная требуха. Вейн купил ее у заезжего торговца.

– Уверена?

– Вейн специально уточнил, Эсме.

– А по мне так самая обычная требуха. Ладно. «Два кусочка, волоски; жги, огонь, котел, бур…» Маграт, почему котел не бурлит?

Дрожа от страха, Томджон проснулся. В комнате было темно. Пара звезд за окном пробилась сквозь пелену тумана. Изредка пересвистывались разбойники и грабители, отправляясь по своим совершенно законным делам.

В соседнем помещении царила тишина, но в щель под дверью сочился свет.

Томджон лег обратно в кровать.

Шут по ту сторону разбухшей реки тоже не спал. Он остановился в Гильдии, не по собственной воле, просто герцог не выделил ему денег на путевые расходы. В любом случае сон не шел. Промозглые стены навевали слишком много воспоминаний. А если прислушаться, можно было различить приглушенные рыдания и всхлипы – то студенты в общежитии с ужасом представляли себе будущую жизнь.

Шут попытался взбить каменно-твердую подушку и провалился в беспокойный сон.

– «Густой и липкий». А вот насколько густой и липкий?

– Тетушка Вемпер советовала бросить кусочек в чашку с холодной водой, как карамель.

– Какая жалость, что мы не подумали захватить чашку, Маграт.

– Эсме, хватит уже торговаться, ночь на исходе.

– Главное, не вини меня, если что-то пойдет не так. Чего дальше… «Шерсть примата…» У кого шерсть примата? Спасибо, Гита, хотя она больше смахивает на кошачью, но неважно. «Шерсть примата, мандрагора…» Если это настоящая мандрагора, то я очень удивлена. «Сок моркови, тапок ворох». Составитель-то шутник был…

– Быстрее!

– Ладно, ладно. «Крик совы, свет светляка. Вскипяти – и жди пока».

– Слушай, Эсме, а неплохо получилось.

– Ты что, свихнулась, это ж не для питья!

Томджон резко сел на кровати. Снова они, те же лица, те же сварливые голоса, искаженные пространством и помехами.

Свежий утренний свет лился на город, но даже глядя в окно, Томджон все еще слышал далекое эхо голосов, похожее на затихающий гром…

– В тапки я совсем не верю.

– Все равно жидковато вышло. Может, добавим кукурузной муки?