– Отличный грим, – поддакнул Томджон, пытаясь удержаться на узкой скамейке. – Особенно номер девятнадцать, трупно-зеленый. Отец клянется, что лучше не видал. Высший класс.
Громодав неловко взвесил свой топор.
– Э… ну… да. Спасибо. Заметьте, только лучшие ингредиенты.
– Им нарезаешь? – невинно спросил Хьюэл, кивая на топор. – Или у тебя сегодня выходной?
Брови Громодава снова сошлись, точно тараканы на совещании.
– А вы, часом, не из театра?
– Из него, – подтвердил Томджон. – Бродячие артисты. Уже оседлые. Хаха. А вот прям сейчас сползающие.
Внезапно загоревшись энтузиазмом, гном отложил топор и присел на скамью.
– Был у вас на прошлой неделе. Ох и закатили ж вы представление! Про парня и девушку, которую выдали за старика, а другой парень сказал ей, что первый помер. Она возьми и отравись, а тут вскрылось, что другой парень оказался тем первым, просто не мог ей признаться… – Громодав остановился и шумно высморкался. – А в конце все умерли. Такая трагедия. Честно скажу, рыдал всю дорогу домой. Девушка такая бледненькая была.
– Грим номер девятнадцать и слой пудры, – весело поведал Томджон. – Плюс немного коричневых теней на глаза.
– Чего?
– И пара свернутых носовых платков под жилетом, – прибавил Томджон.
– Что он несет? – спросил гном у, за неимением иного слова, честной компании.
Хьюэл улыбнулся своему пойлу.
– Прочти ему монолог Греталины, – предложил он.
– Сейчас.
Томджон встал, стукнулся макушкой и, в качестве компромисса, опустился на колени. Прижал руки к тому, что мог бы назвать бюстом, кабы имел иной набор хромосом, и завел:
– Лжецом я назову того, кто скажет: нынче лето…
Несколько минут все в гробовой тишине слушали юного актера. Один гном нечаянно уронил топор, и остальные сердито зашикали на невежу.
– …и тает снег. Прощай, – закончил Томджон. – Потом надо выпить из фиала, упасть за здание, а самому быстренько сбежать по лестнице, скинуть платье, натянуть камзол Второго комического стража и появиться слева. «Привет тебе, мой добрый…»
– Достаточно, – тихо перебил Хьюэл.
Несколько гномов рыдали, уткнувшись в шлемы. Все дружно шмыгали носом.
Громодав промокнул глаза кольчужным платком.
– Ничего печальнее отродясь не слышал, – признался он и вдруг уставился на Томджона. – Погодите. Он же парень. А я голову потерял от той девчонки на сцене! – Гном пихнул Хьюэла: – Он, часом, не эльф?
– Стопроцентный человек, – ответил тот. – Уж поверь, я знаю его отца.
Сам же Хьюэл в очередной раз посмотрел на шута, что сидел с открытым ртом, затем снова на Томджона.
Нет. Показалось.
– Эт актерство, – пояснил Хьюэл. – А хороший актер кого угодно изобразит.
И почувствовал, как взгляд шута буравит его короткую шею.
– Да, но выряжаться женщиной немного… – с сомнением начал Громодав.
Томджон скинул башмаки, присел так, что оказался на уровне гнома, смерил того оценивающим взглядом, а затем сложил черты лица в нужную гримасу.
Теперь рядом стояли два Громодава, только один повыше и знакомый с бритвой.
– Здорово, здорово, – произнес Томджон, точно копируя голос гнома.
Трюк вызвал оглушительный успех у местной публики, что не отличалась высокими запросами. Пока гномы собирались вокруг парочки, Хьюэл почувствовал, как кто-то тихонько коснулся его плеча.
– Вы двое из театра? – уточнил уже практически трезвый шут.
– Ага.
– Тогда я прошел пять сотен миль именно за вами.
Перенесемся в «Тем же днем, но позже», как написал бы Хьюэл в ремарках к сцене. Стук молотков, с которым «Дискум» поднимался из колыбели лесов, эхом отдавался в голове гнома.
Хьюэл точно помнил, как пил. Как гномы угощали их еще и еще, пока Томджон изображал каждого желающего. Потом они по предложению Громодава всей толпой завалились в другой бар, потом посидели еще в какой-то клатчской забегаловке – дальше все как в тумане.
Крякать Хьюэл умел не очень. Гораздо больше глотал, чем проливал.
Судя по привкусу во рту, туда еще успел испражниться какой-то страдающий недержанием ночной зверь.
– Справишься? – спросил Витоллер.
Хьюэл причмокнул, пытаясь избавиться от вкуса.
– Думаю, стоит согласиться, – сказал Томджон. – Сюжет вырисовывается довольно интересный. Злой король правит с помощью злых ведьм. Бури. Страшные лесные чащи. Истинный наследник, битва не на жизнь, а на смерть. Удар кинжала. Крики, тревога. Злой король умирает, добро торжествует. Звонят колокола.
– Можно еще устроить дождь из розовых лепестков, – предложил Витоллер. – Один мужик отдает их по себестоимости.
Оба посмотрели на Хьюэла, что барабанил пальцами по стулу. Затем они уже втроем повернулись к кошельку серебра, который вручил гному шут. Одной этой суммы уже хватало на то, чтобы достроить «Дискум», а ведь то был только задаток. Хорошая вещь – покровительство сильных мира сего.
– Возьмешься? – спросил Витоллер.
– Дело верное, – признал Хьюэл. – Только… не знаю…
– Не подумай, я не давлю, – заверил импресарио. Вся троица снова уставилась на кошель.
– Какой-то здесь подвох, – протянул Томджон. – В смысле сам шут человек достойный. Только заказ делал… как-то очень странно. Рот говорит одно, глаза другое. И словно хочет, чтоб мы поверили глазам.