Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М. Часть вторая.

Потолковав с заводилами бунтарей, и объяснив им, насколько они неправы, я предложил сохранять строгий паритет. Бунтари нам тоже были нужны. Для равновесия в природе.

А пока было время подумать, думал. Пока думал, к нам поселили моего друга, Кольку.

У Кольки не было никого, был он теперь сиротой. Потому что, ходили слухи, что Колька зарезал отчима, пока тот спал, пьяный. Мать? Никто не знает, тёмное там было дело, а мы не копались в душе у товарищей, по несчастью.

Статьи у ребят были разные, отсюда и отношения к ним, соответствующие. Некоторых сразу определили шнырями, кто-то шестерил у нас, были бунтари, про которых я упоминал, они не признавали за нами никаких прав. Мы их не трогали, если они не слишком зарывались, не призывали к неповиновению всю остальную, «серую» массу. Попав сюда, ребята теряли весь свой гонор, делались хорошими и послушными мальчиками. Даже удивляешься, глядя на них, или разговаривая, почему они в колонии строгого режима, а не дома.

Между тем у многих были нормальные родители.

Тяжелее всего было сознавать, что первый год пребывания в этой колонии, мы оказались лишены права свиданий и переписки. Сам слышал, как крепкие и неунывающие пацаны ночью плакали в подушку.

Возраст в нашей колонии был ограничен, до четырнадцати лет. Говорят, раньше здесь содержались парни до восемнадцати, так жизнь младших была сплошным кошмаром, потому что старшие, отравленные гормонами, приставали к малышам, не понимая, и не желая понять, что в нашем возрасте даже разговоры «про это» противны, не то что…

После внеочередной проверки старший контингент от младшей группы отселили, но и в двенадцать, а, особенно, в четырнадцать лет, находились «озабоченные». Но не будем о грустном, а то ещё вспомнятся адвокаты. С моей «убойной» статьёй предлагать что-либо, было бесполезно, а вот воришкам предлагали.

Теперь же воспитателей, вернее, воспитательниц, вполне устраивал тот порядок, который мы навели здесь. До этого в колонии творился настоящий беспредел, постоянные мордобои, борьба за власть, обыкновенное издевательство, как бывало, в детдоме. Днём все ходили по струнке, а ночью, после отбоя, дежурный воспитатель запирался в своей комнате, и спокойно там спал, а ребята что хотели, то и делали.

«Откуда у тебя синяки под глазами?»

«Наткнулся ночью на угол кровати».

Когда сюда попал Серёжка Князев, по кличке Князь, всё изменилось. Князь сколотил из бывших бунтарей крепкое боевое ядро, и, в кровавой разборке, победил беспредельщиков.

Бывшие «короли» стали бунтарями, зато «серые» успокоились. Никто их просто так не таскал на расправу, никто не отбирал у них еду, даже посылки ребята приносили нам сами, и мы всё делили, по совести.

Основным делом, которым мы здесь занимались, была учёба.

Утром подъём, зарядка, завтрак, затем в классы, на уроки. Вели уроки у нас гражданские учителя, даже молодые девушки, в присутствии, правда, конвойных, с плёткой и при оружии.

Но это они напрасно. Никто из ребят не осмелился бы обидеть женщину, ребята очень тосковали по мамам, у кого они были.

Учителям у нас нравилось. Платили им хорошо, а такой дисциплины не было ни в одном классе на воле. Когда учительница говорила, даже мухи замирали, не мешая слушать. Ребята старались угодить учительнице, учились не на страх, а на совесть, хотя страх тоже присутствовал, в виде розог за нерадивость.

Но самым худшим наказанием для нас было услышать от учительницы, что она недовольна тобою.

Бывало ведь, что, сменившись с поста дневального, ребята шли работать на кухню, или ещё куда, мало ли работ по хозяйству, и на выполнение «домашнего» задания не оставалось времени. Мне даже приходилось несколько раз просить не ставить им, пока, двойки, объясняя причины.

- Но ведь ты, Милославский, находишь время, чтобы сделать уроки, а Петров, почему, не успевает?

- Простите его, Алла Дмитриевна! Я лично прослежу, чтобы Петров выучил уроки!

Петров, освобождённый от нарядов, учил всё наизусть, и на следующем уроке ответы сыпались из него, как из рога изобилия. Учительница улыбалась, тогда радовался весь класс.

Бунтарей я не выручал. Они сами выбрали себе трудную судьбу, пусть ей и следуют.

Меня выбрали старостой класса, я водил класс, строем на обед, на учёбу, на хозработы. Колька был моим заместителем. Он занимал отряд работой, следил за качеством.

Мне работать было нельзя, я разрабатывал кисти рук, думая о своём будущем.

Честно говоря, мне было непонятно, зачем меня сюда определили? Чем мы, находясь за решёткой, можем принести пользу обществу? Зачем нас учат, если потом расстреляют?

Конечно, когда судья стукнула молотком, она сказала:

- Опасен для общества! Приговаривается к высшей мере наказания: смертной казни через расстрел, с отсрочкой на пятнадцать лет, которые осужденный должен отбывать до исполнения приговора в колонии строгого режима.

Таким я здесь был не один.