Весна сменяет зиму

– Нас тоже треть на фронт откомандировали, будим пополнять особые зоны новыми жителями, – Арон улыбнулся.

– Кабана-то успел себе набить на руке? (Татуировки в виде кабаньей рожи, набивали у себя многие солдаты ВОЗ, дабы показать преданность своему делу и особый статус среди прочих муринцев. Это считалось знаком доверия коллектива и окончательного отречения от терпимости к медивам, большая часть «кабанов» были абсолютно нетерпимы к другим нациям, особенно к «грязным медивам», они безоговорочно поддерживали политику разделения национальностей и так же свято чтили Хегера, как и Маута. С горохраной их отношения были слегка натянуты, но не из за конфликтов, а скорее из-за соперничества между двумя службами внутреннего министра).

– А как же! – сержант заголил руку до плеча и представил взору Чака агрессивную синею рожу кабана, с торчащими клыками и сведёнными в ярости глазами. – Я, между прочим, пять лет прослужил в самых разных особых зонах.

– Никогда не понимал рисунки на коже, хотя дело твоё, мне плевать. Ты, кстати, знаешь, что медивы с пленными кабанами делают?

– Что? Стреляют? – без интереса спросил Арон, прекрасно понимая, что в плену ему рады не будут.

– Убивают, но не так. Им в зад забивают огромный кол. Чтобы помирали позорно и мучительно.

– Ты, что, напугать меня хочешь? Пуганный уже, не старайся!

– Я к тому говорю, чтобы ты умнее был и не щеголял своим кабаном прилюдно, тебе, что хочется с колом в жопе помереть? У нас мало шансов выбраться к своим, да и если говорить честно, то и контратаки ждать неизвестно сколько. Если нас выбьют из магазина, то лучше помри в бою или перевяжи на время свою «гордость», пусть думают, что у тебя там рана.

Арон ничего не ответил, лишь хлебнул воды из фляги и демонстративно покинул комнату, не желая поддерживать неприятную тему для разговора. Чак же вновь подкурил затухший бычок сигареты и, втянув мерзкого муринского табака, выдохнул облако дыма. Он чувствовал, как сон подбирается к нему и не даёт связно мыслить, в голове витали разные образы и воспоминания. Частенько ему вспоминался друг Орен, Чак не знал, жив он или нет, как там его рота, его бойцы. Находиться в провонявшем потом магазинчике, среди толпы испуганных салаг, не приносило никакого удовольствия. Ему хотелось вернуться к своей роте, тем кто понимал и ценил его, ведь со многими из них ему довелось служить ещё в мирном городе, жить и пить в общежитиях горохраны. Там он уже был как дома, ведь дома как такового, у него никогда и не было. Чак сам не заметил, как его воспоминания и размышления перешли в сон, в котором ему почему-то снилась мирная жизнь, причём такая, какой он не знал. Всё было в ярких летних красках, зелень, аромат цветов и радостный и шумный город, где перемешались звуки проезжающих машин, смех и гам прохожих, он чувствовал чью то руку в своей руке и от этого ему было приятно и спокойно на душе. Так пролетела очередная ночь в мёртвом городе.

Наступило утро, по-настоящему летнее, тёплое и солнечные лучи в эти ранние часы были на редкость яркими и ласковыми. Но птицы не пели, их крылья вытеснили с голубых небес стальные самолёты, что медленно плыли по небосводу, оставляя за собой белые, молочные полосы. Огромная туча бомбардировщиков, численностью около пятидесяти штук, в окружении верных защитников истребителей, летели со стороны востока. Маунд не мог позволить отважному и оттого наивному Пфлюку, так просто отнять Брелим, ради которого он положил сотни тысяч жизней и перемешал великий город в бетонный фарш. Бомбы сыпались из люков тихо и монотонно, некоторые из них, вертя хвостами, мигом устремлялись к земле, другие же сделав пару оборотов взрывались в воздухе лёгким хлопком и разделялись на сотни мелких бомбочек, что вертясь накрывали целые кварталы. Начиналась подготовка к контрнаступлению.

Гарнизон магазина укрывался на первом этаже, лишь несколько караульных остались на верху, среди них был и котивский пилот. Он молча смотрел в небеса, скучая по ним. Больше всего ему не хотелось погибнуть на земле в окружении незнакомых ему людей, от своих же самолётов. В голове его витали и бились мысли о том, как он сжёг своих сограждан и понимал, как уязвим в данное утро он сам. От грохота дрожала земля, облака пыли и огня взмывали в воздух, руины вновь превращали в руины. Мурзан как-то обещал на одном из митингов на месте Брелима выкопать озеро и пустить туда рыб, дабы котивы приезжали туда на рыбалку по выходным. Теперь эта шутка казалась вполне реальной.

Чак, как и прочие, сидел в тёмном складе хозтоваров, он смотрел, как жмётся к стене Китти и видел в её глазах неописуемый страх. Если бы он видел её в Ирке, то знал откуда такая боязнь самолётов, но тогда он был ещё на распределителе и ждал отправки на фронт. Лефор сидел рядом и дрожа говорил.

– Наши должны знать про нас, они не должны нас бомбить.

– Мы, товарищ капитан, в тылу врага и всё вокруг нас вражеская территория, как ты думаешь, летчик, открывая бомболюк, вспоминает про таких как мы. Я вот думаю, что нет, – отвечал Чак.