Весна сменяет зиму

– Любовь только у тебя, как моя, безответная. Знает весь фронт про любовь твою.

– И что же ты знаешь. Чак Зит? – резко сорвалось с губ у Китти.

– Маунд Маут твой мужчина, принц из детской сказки, который хорош всем. Только вот выше любовницы тебе не подняться в его глазах.

– А это, Чак Зит уже не твоё собачье дело, не питайся слухами, как базарная баба, – раздражение в её голосе нарастало, и она уже чуть громче продолжила. – И вообще я пришла извиниться, что надавила на тебя, не нужно меня защищать и спасать, ты Чак Зит, хам и дурак.

– Так ты пока не извинилась, – усмешливо добавил Чак.

– И не буду, иди ты в задницу, Чак Зит.

Китти резко развернулась и быстрыми шагами удалилась в темноту комнаты, она была сильно разозлена и обижена. Ей казалось возмутительным озвучивать такие мерзкие слухи, которые, к её сожалению, были даже не правдой, а так, домыслами. Маунд испытывал к ней непонятные чувства, но любовь ли? Этого возможно не знал он сам. Зато Китти начинала понимать, что привязывается к нему и испытывает нечто большее, чем дружбу. В такой безжалостной конкуренции у Чака не было ни малейшего шанса, пехотный офицер с тёмным прошлым ШРОНовской службы за спиной, не имеющий за спиной ни собственности, ни денег, что он мог предложить Китти? Кроме своей влюблённости? Ничего. Да и какая девушка поверит в светлость чувств, на войне, где каждый солдат готов плести самые лестные комплементы, лишь бы залезть девушке в штаны. Ведь кругом лишь сослуживцы, да и смерть витает каждый день над головой, а тут молодая девушка с симпатичным лицом. Да и кто из солдат посмотрит на лицо, когда шанс может быть последним? Вот и Китти, окружённая большую часть своей жизни озабоченными от голодовки солдатами, вряд ли поверила бы даже в самые светлые чувства. Оставшись обиженной, она легла спать, а Чак смотреть в окно. Он знал, что шансов у него на взаимность в сто раз меньше, чем пережить войну, но обида и в его сердце закралось, ведь парень был уверен, что искренне чувствует привязанность к ней, несмотря на все тёмные полосы их встреч.

В сумраке ночи, к обделённому любовью офицеру, что стоял у окна, подошёл пилот. Ему тоже не спалось, да и чувствовал он себя скверно, болела рука, прострелянная сумасшедшим фавийцем, да и чувство гнетущей безысходности в четырёх бетонных стенах не давало ему покоя. Они болтали на разные темы, от превратностях лётного дела, до вкуса столичного пива и красоте котивских девушек. Чак пытался хоть с кем-то поделиться ураганом чувств и страхов в его душе, но почему то собеседник не хотел слушать душевные излияния пехотинца и не двузначно намекнул, что ему не стоит заморачиваться над разными глупостями, пока не кончиться война.

– А когда же она кончиться то? – тут же парировал Чак.

– Когда победим.

– Или когда проиграем.

– Мы дошли уже до Брелима, союзу гетерцев конец, осталось дело за малым и мир.

– А представь, что фавийцы, поняв, что просрали войну сдуют пыль со своих атомных бомб и шандарахнут ими по нам?

– Не шандарахнут, у Маута есть свои ракеты, тогда он пальнёт в ответ, и полмира ляжет в руины. Какой смысл? Я думаю, что Залес договориться с Маутом, после того как мы выбьем их из гетерской земли, глупо будет им воевать дальше.

– Твою бы уверенность, да в уши нашим правителям.

– Я не думаю, что там уж совсем ополоумевшие садисты сидят, что у нас, что у медивов.

– А я вот думаю, что мы просто уничтожим весь мир, рано или поздно, разбомбим каждый метр земли и превратим планету в пустыню. Глупые мы люди. Идиоты. Нас создали, что бы уничтожить всё, животных, растения, всё, мы как эпидемия какая-то для всего живого.

– Тот, кто нас создал, наделил нас разумом.

– Не всех.

– Так вот и распоряжайся своим разумом правильно. Не трать силы на разборки с девкой. Ты вроде, как командир, а споришь со штабной, как муж с женой. Ну не нужен ты ей, какой ей прок от тебя? Ты простая пехотная крыса, сегодня есть, завтра труп. Да и если не труп, то, что ты ей можешь дать кроме, как ты думаешь, большой и светлой любви? Ты никто по идеи. Да и где гарант, что ты любишь её? Здесь каждый её любит, потому, что она одна баба среди нас, ясен хрен, что она самая красивая, потому, что сравнить не с кем. Вот и тратишь ты свой разум на тупость, как озабоченный подросток лет пятнадцати.

– Что-то слишком жёстко. Не ожидал, – Чак завис в нелесном потоке в свой адрес, слова сказанные пилотом текли по его лицу.

– Ты хотел ответа на твои душевные страдания? Вот получай, я врать не буду, я ж тебе не друг и не брат, чтобы льстить тебе. Хотел правды? На, получи. Только без обид. Но ты правда страдаешь, как ребёнок.