Весна сменяет зиму

– Именем верховного правителя Муринии и гарантом всех законов страны, пользуясь правом военного суда, я обвиняю вас капитан Лефор в измене. И привожу приговор.

Чак Зит вынул из-за пояса пистолет, взвёл курок и хладнокровно пустил пулю Лефору в голову. В маленьких, бычьих глазах капитана застыл предсмертный ужас, в следующее мгновение, всё лицо его залило потоком хлынувшей крови и тучное тело упало в полной тишине. Яростная толпа окаменела, а лейтенант молча направил пистолет на солдат, что обступили Китти с Верном.

– Повторяю ещё раз. Мы никого не выдаём, будь это штабной офицер или сержант разведчик. Вы муринские солдаты, а не стадо трусливых оборванцев, я пристрелил изменника Родины, который возомнил, что он вправе оспаривать приказы командиров фронтов и главнокомандующего. Я пристрелю любого из вас, не раздумывая, я пристрелил уже очень много людей, многие из которых не совершили и доли тех преступлений, которые совершаете вы. Так, что немедленно прекратить эту вакханалию. Взять в руки оружие и стоять до конца за ваших сослуживцев. Помрите лучше героями, или сдохните как шваль у стенки!

Комната сияла мёртвым светом прожектора, стояла тишина, средь обезумевшей толпы солдат возвышалась рослая и тощая фигура лейтенанта Зита с пистолетом в руке, он был твёрд как камень, глаза его пылали злобой и отвращением, по вискам струился пот. Его без проблем могли пристрелить и бросить из окна, но вооружённые парни стояли, как стадо испуганных баранов. Молчали все, лишь постанывали побитые защитники арестованных.

– Что вы стоите, идиоты желторотые, вас сейчас убивать будут, если не медивы так я! Бегом на позиции ленивые обезьяны, я теперь ваш командир не только на словах, но и по уставу. Всем кто ослушается пущу пулю в лоб. Бегом твари на рубеж!

Солдаты, как будто безвольные дети, почуяли силу, не физическую, а силу характера и дрогнули. Многие поняли, что в случае если они сдадут штабных медивам, то их без сомнения расстреляют как изменников, но и сдержать магазин, шансов было мало. Хаотичная масса бойцов расплылась по позициям, Чак видел, как Китти с Верном смотрели на него, этот взгляд стоил многого, они восхищались и благодарили того, кого хотели порой ненавидеть. Арон подбежал к Зиту и не успел он выдавить из своего рта и одного хвалебного слова, как тут же получил сильный удар ладонью по лицу.

– Из-за того, что ты идиот не пристрелил того сумасшедшего, нас вычислили и пришли убивать. Доволен? – рявкнул яростно Чак и влепил изрядно помятому разведчику ещё пару звонких оплеух, но тот лишь виновато молчал. – Бери, засранец, рацию и ори, чтоб нас накрыли огнём! Будим прорываться.

– Есть, командир!

Под командованием Зита, тело Лефора обвязали связками гранат и вывесив в окне белую тряпку сбросили труп капитана из окна. Фавицы стаей подбежали к мертвецу и в тот же миг, прозвучал взрыв, скосивший добрую их часть. Следом раздалась несвязная стрельба по врагу из окон магазина.

– А теперь, ложись! – крикнул Чак, и в стены дома ударила мощная лавина взрывов. Танки начали бить по магазину.

Его стены были довольно крепкими, но при каждом залпе защитников кидало по сторонам. В бешеном гуле, что оглушал и сводил с ума, Арон доложился, что связался с кем то и вызвал огонь по координатам магазина. Кругом кричали раненые и валялись обезображенные трупы. Чак собрал всех, кто был способен бежать и приказал.

– Прорываемся в руины института, навстречу наступающим нашим, бежим без оглядки, убиваем любого, кто встретится на пути, не останавливаемся на крики о помощи, не помогаем раненым. Бежим без оглядки.

Среди залитых страхом глаз и пыльных серых лиц, Чак искал тот самый зелёный взор и увидав его, успокоился. Китти, вся в пыли и ссадинах, с разбитой губой и растрёпанными волосами, испуганно прижималась к Верну, который был напуган не меньше, а может и больше девушки. Зит подступил уверенными шагами к ней и в этот момент окрестности накрыли реактивные снаряды, в окна врывались яркие языки пламени, жаром окутались пустующие комнаты второго этажа. Чак сжал руку Китти, взглянул в её глаза со всей нежностью и любовью, что смог и, пытаясь переорать творящийся вокруг ад, сказал:

– Берись за мой ремень, как тогда в Аппоре, держись крепче и не в коем случае не отпускай, а если меня ранят или пристрелят, то бросай меня не раздумывая ни секунды, бросай и беги, куда глаза глядят, спасайся. Там, на линии фронта, нас ждут солдаты моего батальона, они прорываются к нам и стараются изо всех сил. Как выйдите на них, кричите, что вы котивы. Китти, дорогая моя, прости меня за всё, прости, за всё зло, что причинил тебе, я правда влюбился в тебя и если я сегодня помру, то запомни меня хорошим человеком, а не палачом. Прости ещё раз. А теперь хватай ремень.

– Прощаю, Чак, за всё прощаю. Я обещаю, если мы выживем, то я никогда больше не буду тебе врагом. Кем угодно, но не врагом. Мне страшно. Чак, – еле слышно, сквозь шум доносился дрожащий женский голос, что-то рвануло за стеной и солдаты повалились как домино на пол.