Китти стояла у окна своей фронтовой квартиры, правительственные дачи, что располагались в спокойном районе города, совсем не пострадали. Ещё месяц назад, она сидела за столом вместе с Чаком и смотрела как он, голодный и грязный солдат, уплетает объедки с генеральского стола, не зная, чего ждать от такого счастья. Ведь он и правда думал, что она желает с ним поквитаться. Потом был этот глупый, пьяный поцелуй, ползанье по тылам врага, бой за хозяйственный магазин, непонятные признания в любви Чака и чудесное спасение. Всё было скомкано в её мыслях, слишком уж сумбурно протекала жизнь последние годы. Она порой думала, что неплохо было бы всё запомнить и под старость лет написать какие-нибудь мемуары, которые пишут известные и влиятельные люди. Которые она к слову никогда не читала. Страх был пережит, самое страшное пока оставалось позади, в квартирке было тепло, постельное бельё менялось ежедневно, в холодильнике стояли не только консервы, но и колбасы, сыры и джемы, вода в графине была кристально чиста и её форма благоухала чистотой, как и тело, и волосы, собранные в аккуратный хвостик на затылке.
Она стояла у окна и смотрела на шумящий, от слабого, ветра хвойный лес. Надвигалась осень, порой пролетали жёлтые и красные листья. Небо было скрыто за низкими серыми тучами, что словно исполины плыли над землёй, скрывая слабые солнечные лучи. Было не холодно, но довольно мерзко, периодически дождь стучал по стёклам, своими монотонными каплями, навевая тоску и грусть, а иногда пролетали редкие снежинки.
Китти достала из кармана золотистую пачку сигарет, присела на подоконник и закурила. Дым обжёг её лёгкие и кашель вырвался на свободу. Но сигарету она не бросила и затянулась вновь, как и многие солдаты, девушка видела в них какую-то отдушину и успокоение. Хотя всё это было не более чем самовнушение, никакой табак не мог заставить забыть прошлое и понять настоящее. Не смотря на все невзгоды предыдущего месяца, ей с неимоверным теплом вспоминалось, как она, промокшая и уставшая, уснула на развалинах университета, а после проснулась под одеялом, которое для неё добыл Чак, странный парень. Он вызывал в её душе уж слишком противоречивые чувства: от страха, до сожаления. Как мог он в неё влюбиться и искренне ли были его слова, а может просто в суматохе войны у того окончательно съехала крыша, ведь он тоже прошёл через тяжёлый путь, не мудрено было и чокнуться от всего этого. А может, и вправду, в его чёрством, как кусок старого хлеба, сердце взыграли какие-то чувства, которые тот так и не смог выразить более мягко. Хотя какая мягкость может быть у человека, убившего уже столько людей, прожжённого солдата и никогда не любившего по-настоящему мужчины?
Сигарета была выкурена, а на душе оставалась непонятная тоска. Вроде бы сыта, да здорова, а всё равно, что-то кололо в глубине души, словно иголка. Тут Китти вспомнила про второго друга всех солдат, про алкоголь. Благо его в штабе было предостаточно, но как оказалось не в её квартире. Пошарив по шкафам, злобно ворча и гремя посудой и пустыми бутылями, она накопала какую-то продолговатую бутылку с серо-зелёным содержимым. Откупорив крышку, в нос тут же ударил нестерпимый запах алкоголя вперемешку с какими-то травами.
– Что за гадость? – буркнула Китти и принялась вслух читать этикетку. – Териссия, солдатская настойка, горькая. Состав, алкогольная основа, полынь, корень Тратии, экстракт Териссии, добавка К-23, К-76, заменитель сахара, усилитель вкуса и…. Редкая дрянь короче, – подытожила Китти и налила в стакан до половины.
Вкус оказался немногим лучше запаха, алкоголь резко обжёг горло и язык, оставляя после себя едкую горечь, с привкусом какой-то химии. Она сморщила лицо, выдохнула и тут же устремилась к холодильнику в поисках закуски. В этот момент под окнами прожужжал мотор, скрипнули тормоза. Только Китти успела прожевать кусок колбасы, как двери распахнулись, в комнате показалась рослая фигура Маунда, в тёмном дождевом плаще, поверх формы.
– Ты тут живая? – тут же с порога спросил он.
– Да, я тут, у холодильника.
– Проголодалась?
– Вроде того.
Китти подбежала к Маунду и крепко обняла его широкую спину, прильнув лицом к сырому, пахнущему гарью плащу. Его тяжёлые руки опустились к ней на плечи и несколько мгновений они стояли молча в обнимку, пока генерал не шмыгнул носом.
– Ты опять курила?
– А оправдания принимаются?
– Можешь даже не оправдываться, у меня нос эту гадость за километр чувствует. С ума сошла, что ли? Сначала отец меня в машине травил этим ядом, теперь ты дышишь на меня этим табаком. Будь я на месте отца, вывел бы весь табак, а курильщикам бы клеймо на лоб ставил!
– И мне бы поставил? – мило улыбаясь, спросила Китти, смотря на сморщенное от запаха лицо.
– Тебя бы пора проучить, за столь пагубную привычку. Знаешь, как я поступил, когда нашёл окурок у старшего сына в комнате?
– Как?