Весна сменяет зиму

Рядом с Маутом шёл его верный друг и соратник, Селим Хегер, ему было противно находиться в этой дурно пахнущей жиже. Его дорогие кожаные туфли, стали вдвое тяжелей от налипшей на них грязи, сшитые на заказ брюки, по колено посерели и промокли, в обуви неприятно хлюпало. Ему было абсолютно всё равно до этого города, до его символического значения, в этой столь затянувшейся войне. Селим хотел лишь скорее вернуться в штаб, выпить стакан крепкого, и переодевшись в сухое, молча сидеть или даже дремать. Ведь перелёт из столицы был очень утомительным, к тому же, руины Брелима не вселяли в него никаких эмоций, кроме скуки.

Мурзан же напротив, был в приподнятом настроении, он наконец-то видел Брелим поверженным, а медивские элиты униженными и опозоренными. Чуть в стороне шли Маунд, Тарма и ещё порядка десяти высших чинов армии и государства.

– Товарищ Хегер, – обратился Мурзан к другу, – неужели вас не радует этот пейзаж?

– Зловонная помойка. – сухо ответил тот.

– Не помойка, а наш триумф, наша победа. Мы воздвигли знамя нашей нации над руинами столицы тех, кто посмел вторгнуться в наши земли. Мы переломили им хребет и заставили бежать, как крыс с тонущего корабля. А, ты, говоришь помойка.

– Мы так хорошо побомбили этот клоповник, что не осталось ни одного высокого здания, куда было бы можно воздвигнуть наше знамя.

– Нам этот город и ни к чему, я не планирую его восстанавливать, пусть будет напоминанием гетерским медивам, о нашей мощи, пусть видят и помнят, как они разбудили зверя и поплатились за это.

Хегер промолчал. Мурзан махнул на него рукой и велел приступить к съёмкам победной речи. Журналисты с придыханием слушали гордые и величественные слова о великом предназначении котивской нации. Маут умел говорить, не хуже чем править. Каждое слово его било прямо в цель и заставляло рукоплескать ему. Миллионы людей пристально уставились в телевизоры и вслушивались в радиоприёмники. Шёл прямой эфир. Лидер стоял на фоне грандиозной разрухи в чистом, выглаженном мундире и проникал в умы и мозги своих подданных. Всё закончилось бурными аплодисментами присутствующих, Мурзан добавил.

– Мы сделали это вместе. Все мы. Спасибо вам всем!

После чего трансляцию прекратили и все засобирались по своим дальнейшим делам. Мурзан сел со своим сыном в личный автомобиль и устремились проч.

Маунд с отцом ехали по кривым улочкам Брелима в сторону штаба фронта, что расположился в пригородном городке туристического плана, почти не пострадавшим от боёв. Мимо мелькали унылые пейзажи разрушенного города, они не навеивали на Мурзана никаких эмоций кроме скуки, он был привычен к таким пейзажам, они окружали его всю его жизнь, начиная с самых юных лет. Он родился, когда Ульян оккупировали катаканские солдаты, пошёл в школу, началось восстание и война, в одиннадцать лет похоронил отца, в пятнадцать первый раз был привлечён к ответственности за антикатаканскую деятельность, в семнадцать был призван рекрутом в Ульянсую армию, при катаканском ставленнике. После первого года службы в одной из стычек с ульянскими партизанами перешёл на их сторону, убив своего ротного и двух солдат своей роты. Уже тогда его отличало хладнокровие и усердие. Мурзан мастерски продумывал все ходы и шёл к цели, не смотря на неудачи. В партизанском отряде он быстро взял верх над соратниками и отличился великой храбростью и жестокостью, хотя вернее сказать жёсткостью. Он не убивал безвинных целенаправленно, но нередко брал в плен родственников врагов и применял самые изощрённые пытки к предателям и врагам. Однажды ему пришлось навести порядок, в погрязшей в пьянках и распутстве роте партизан, его соединения, к тому времени под его командованием находилось без малого десяток тысяч солдат, каждый второй из роты был расстрелян прилюдно. Мурзан стрелял лично, каждый раз когда у него кончались патроны в обойме пистолета, он спокойно патрон за патроном снабжал следующую, после чего продолжал стрелять трусам и алкоголикам в головы, под испуганным взором сотен соратников. В тот день он сказал своим бойцам: – «Как я могу отдавать вам приказ идти в атаку, если сам сижу в окопе? Так же я не могу отдавать вам приказ стрелять предателей и смотреть на это со стороны. Я сам первый пойду на врага и своими руками пристрелю каждую сволочь, что своими действиями подрывает нашу армию». Тогда ему едва было за двадцать, в его голове не было другой идеи, как отомстить за смерть отца и вернуть стране независимость. В двадцать два он стал лидером свободного Ульяна и начал создавать сильное централизованное государство с сильной армией и экономикой. Его главной чертой была жёсткость в принятии решений, он не умел льстить и интриговать, он всегда был прям, как стержень из стали, ему это мешало, тогда Маут был лишь молодым и крайне амбициозным правителем маленькой страны, населённой котивами. Могущественным медивским империям он был неинтересен, они то поддерживали Ульян, то Катакан, не желая иметь на востоке сильного соседа.