Весна сменяет зиму

Полковник, дождавшись, когда процесс будет не обратим, велел заминировать всё, до чего могли дотянуться подпольщики и налив из термоса бокал кофе, горячего и ароматного, от которого ещё пахло костром, на котором он был сварен, пошёл по лестничному пролёту к обороняющимся. На втором этаже звучала грубая брань, крики и ругань, дребезжали стёкла, пули со звоном впивались в бетон. Грохот был неимоверный. Члены «Свободы и Воли» принимали свой последний бой, бой в котором поражение превращалось в победу, а смерть в жизнь. Никто из них не планировал выжить, самое ужасное, что теперь с ними могло произойти, это плен. Поэтому каждый приготовил для себя последний подарок, кто пулю, кто гранату. Полковник шёл по кабинету, в котором совсем недавно кипела работа штабных офицеров, что лежали мёртвыми у дверей. В руке его ароматно благоухал кофе, он подбадривал бойцов, обратив внимание, что не менее дюжины уже лежат в углу истекая кровью, их лица были смяты в мерзкой гримасе, кто то ещё кряхтел, а кто-то уже просто тяжело дышал. Один из раненых просил пристрелить его поскорее, он до жути боялся плена и готов был на все, лишь бы не попасть в лапы котивов. Полковник не понимал их, они были ему чужды, он всю свою военную жизнь решал сложные задачи, кого спасал из лап врага, кого то наоборот убивал, но понять людей, что потеряли все, семью, друзей, смысл жизни и надежду, ему было не дано. Полковник шёл на смерть потому, что надо, они шли на смерть, потому, что идти было больше некуда. В пропитанную пороховым дымом комнату, ворвалась стая пуль. Они звонко рикошетили и цепляли живых и мёртвых, что-то лязгнуло о кружку фавийца и в следующее мгновение тонкая струйка черно-золотистого цвета побежала на пол.

– Полковник! – истошно крикнул хилый, с лягушачьей мордой паренёк, что лежал у окна и вёл стрельбу по уже занятому котивами КПП. – Наши бомбы уже сыпаться на врага? Скажите пожалуйста, они уже сыпаться? Сыпаться же?

– Скоро посыпаться, сынок, скоро, – затыкая пальцем пробоину в кружке, отвечал тот.

– Пусть они сгорят в мучениях, проклятые твари, пусть сгорят в огне! А Маут? Вы пристрелили его?

– Надеюсь, что он погиб во взрыве, пока подтверждений нет.

– Да нет, того, мелкого выблядка, сынишку его, что с нами тёрся. Вы ведь убили его? Убили?

Полковник отрешённо кивнул, свихнувшемуся от злости медиву и, допив остатки кофе, пошёл прочь. Котивы уже штурмовали первый этаж.

А успевший унести ноги, Мау, бежал без остановки. Вокруг него мелькал лес, под ногами хрустела хвоя и ветки, за спиной дико грохотали взрывы и выстрелы. Туман понемногу стал растворяться и сползать в лощины. Взяв его в кольцо, устало перебирали ногами четверо медивов, они озирались по сторонам и подгоняли младшего Маута, чтобы успеть спастись с ним в подготовленных к отплытию лодках на берегу реки.

Вскоре воздух стал пахнуть сыростью, еле уловимые нотки сырой земли и тины приободрили отряд и уже казалось, покинувшие их силы, вновь вернулись. Пред глазами открылась, окутанная пеленой тумана, долина спокойной лесной речки с тихим течением и густо заросшими берегами, Мау от удовольствия улыбнулся и полной грудью втянул в лёгкие сырой аромат водоёма, всё шло по плану.

– Где ваш катер? – запыхавшимся голосом спросил он, согнувшись и пытаясь отдышаться.

– В кустах, в тех кустах должен быть замаскирован, – дрожащим пальцем указывал медив на густую поросль вдоль берега.

– Давайте спасаться пока не поздно…

Но было поздно, их уже поджидали. Мау не успел обернуться, как из зарослей выскочили несколько камуфлированных фигур. Они беззвучными выстрелами уложили всех, кто окружал его, и скрутив руки Маута младшего, надели ему на голову мешок, после чего сильным ударом рукояткой пистолета вырубили и его.

***

Он очнулся спустя неопределённое количество времени. В глазах было темно, мешок все ещё скрывал его лицо. Сквозь ткань виднелись непонятные силуэты, кто-то, что-то говорил, речь было сложно разобрать, но пару голосов были однозначно знакомы. Дёрнув руки, он тут же понял, что они туго связанны за спиной. Ноги также были плотно примотаны чем-то липким друг к другу. Мау резко дёрнулся и мешок чуть сполз с лица и сквозь небольшую щёлку, он увидел знакомое место. Атомный штаб, центр управления.

– Он очнулся! Ну и хорошо, что вы его не прибили окончательно, – прозвучал ужасно знакомый голос, которого он уже не слышал несколько лет. – Ты жив? Мау? Узнаёшь меня?

– Узнаю, – обречённо произнёс он, узнав голос своего отца.

– Поднять этот кусок говна на колени. Бегом. Снять с него мешок, хочу видеть его глаза.