Весна сменяет зиму

– Какие могут быть шутки в такой траурный день, товарищ министр. Я не имею славы шутника в нашем круге. Я просто говорю, что знаю и, что имею право говорить. Вы должны занять пост министра торговли, если верны мои сведенья. А как говориться новое место, новые возможности.

Селим залпом допил вино и, пока подбирал подходящие слова, для вопроса Партеру, тот уже молча удалился, оставив министра один на один с этой информацией.

Глава 29

Чак с Китти сидели в густой чаще кустарника и с интересом наблюдали, как по раскисшей от снега дороге, устало шагали фавийцы. Тысячи солдат, уставших от нескончаемой войны, от регулярных боёв. Даже из далека было видно, как они лениво смотрели себе под ноги и шаркали разбитыми сапогами. Впереди серой толпы, пуская облака едкого, дизельного дыма, шёл танк, за ним ещё несколько. Фавийцы по очереди садились на их броню, дабы хоть немного отдохнуть. Облепленные со всех бортов людьми, танки напомнили Чаку картинку из журнала о природе, где на осином улье сидели сотни пчёл.

– Они отступают, – шёпотом, спросила Китти.

– Отступают, и по сей видимости подальше от Генгага.

– Что будем делать дальше?

– Переждём день, другой и пойдём к своим.

Они уже неделю, после того как их отпустил Касер, скитались по окрестным лесам и сёлам перебиваясь скромными запасами еды, что добродушно были подарены Ваном. Они ждали этого момента, когда фронт вновь откатиться на запад и дождались. Теперь спасение выглядело уже близким, оно уже светило им из-за холма и вот-вот можно было к нему прикоснуться, стоило лишь чуть-чуть подождать.

Дождавшись, когда колона пройдёт вдаль, Чак с Китти пошли в своё убежище, в маленький, сельский, бревенчатый дом. Он был на отшибе заброшенного села и не вызывал никаких подозрений, к тому же, во всей округе не было ни души, лишь только волки выли в лесу. Они, как смогли, оборудовали свой дом, Чак отремонтировал печь, заколотил окна и забил дыры тряпками, чтобы не околеть окончательно. На улице уже установилась холодная погода и по ночам им приходилось аккуратно растапливать печь, чтобы хоть немного согреться. В эти минуты, они, закутанные разным тряпьём, словно два чучела огородных, сидели у трещащей печки, подставив бледные, озябшие ладони к её металлическому брюху. В последнее время они много говорили, искренне и без обид. Строили планы на будущее и вспоминали прошлое. Чак, наконец, получив взаимность своих чувств в душе чувствовал некий триумф, что он всё-таки смог наконец-то добиться в жизни чего-нибудь значимого. А взаимная любовь девушки, которая ему нравилась и которой он очень долго добивался, значила для него куда больше наград, званий и прочего, несущественного и мимолётного.

Они точно решили встретиться в будущем, когда Китти предоставят отпуск и она приедет к новому месту жительства комиссованного Чака. Они даже уже распланировали этот день чуть ли не поминутно. Куда и как пойдут, что будут есть и пить, во, что оденутся. Всё было уже продуманно. Лина в красках описывала свой наряд, в мельчайших подробностях причёску и макияж, хотя сама сидела у печки в рваных тряпках, с обветренным лицом и с растрескавшимися, кровоточащими губами.

– Придёт время, Чак, и ты снова увидишь меня красивой.

– Ты для меня и сейчас ничего.

– Какая же у тебя низкая планка красоты, – рассмеялась Китти, придвинувшись ближе к печному брюху. – Вот ты бы хотел сейчас меня?

– В смысле? – запихивая кусок окрашенной доски в печь, буркнул тот в ответ.

– В прямом! Хотел бы сейчас со мной любовью заняться?

Китти заранее знала ответ, но всё же настаивала на нём. Но Чак начал изворачиваться от него.

– Ты ведь знаешь, что нет. И не из-за твоей внешности сейчас. Сама понимаешь, что время и место не самое подходящее.

– А если больше шанса не будет? Если мы завтра погибнем? Или я не захочу больше тебя видеть? – растирая нагретые ладони друг о друга, с широкой улыбкой, говорила она.

Чак замешкался и обжёг руку, негромко выругался и закрыл дверку. Желание у него было, в не зависимости от внешнего вида любимой девушки. Но вот с решимостью и да же суевериями, ему было тяжело совладать. Он обернулся на Китти, её лицо мерцало в слабом свечении лунного света, что пробивался сквозь пыльные стёкла. Она изменилась, не постарела, не повзрослела, а просто изменилась, будто пред ним сидел совсем другой человек. Ничего не осталось от прежней Китти, от той, что он встретил в доме номер 27, по цветочной улице. Да и он сам был лишь отчасти прежним.

Блестящий взор девушки обернулся на него и в сумраке ночи вновь сверкнула улыбка. Зит подсел к ней рядом и, прижавшись, почти обиженно сказал:

– Не говори глупостей. Если уж с тобой пережили такое, то сейчас уж точно не погибнем. И прекрати уже шутить об этом. Я ведь не железный, могу и не сдержаться.

– А я и не шучу.

***