Ветер богов

Заметив недоуменные взгляды собеседников, он скупо улыбнулся:

— Да, недопонимаю. Я тоже жил в деревне, южнее Кобэ. У нас три помещика. Коммунистом я там был единственным. Очень хотелось что-то сделать… Правда, большого уважения к себе со стороны соседей я не замечал. Отец мой был арендатором, а я просто батраком. Ну, а в деревне сами знаете, кого уважают: есть у тебя земля — тебе почет и слава. В войну был матросом, два раза тонул…

Разжав руки, он нервно потерь ладонь о ладонь:

— Извините, я несколько отвлекся… Нет ли сигареты?

— Пожалуйста, — протянул пачку Оданака. — Ну, а что же дальше, товарищ?

Умэсита торопливо закурил и так же медленно продолжал:

— Вернулся после войны в деревню, отца уже не было. Потом пошли слухи о земельной реформе. Знаете, как её ждали?.. Я — в партийный комитет: как быть, что делать? Там мне сказали: земля должна перейти к крестьянам бесплатно, её нужно отбирать у помещиков и распределять среди бедняков. Мысль-то правильная, но как это сделать? Реформу проводят власти, за ними — сила. Ну, вернулся я домой, начал говорить всем: «Не покупайте землю, вам должны её дать бесплатно». Никто меня, конечно, не послушал. Погорел я на этой агитации. Арендаторы хотели купить землю на любых условиях, залезали в долги до третьего колена. А я остался один. Потом ещё неудача. Тот же товарищ сказал мне, что надо бороться за выявление скрытых земель, тогда, мол, борьба в деревне усилится.

— Скрытых земель? — переспросил Ичиро.

— Да. Многие имеют земли чуть больше, чем значится по учетным книгам. Сами понимаете, налоги, обязательные поставки — ну, каждый и хитрит…

— А при чем здесь, товарищ, — снова перебил рассказчика Эдано, — скрытые земли?

— Мне говорили, что после реформы в деревне стали заправлять кулаки. Скрытых земель, конечно, больше всего у них, ну и у простых крестьян есть немножко. Кулаки это знают и держат остальных в руках. Поэтому, дескать, надо выявить скрытые земли у тех и у других, и тогда у мироедов будет меньше власти.

Умэсита помолчал, словно вспоминая пережитое, осторожно стряхнул пепел:

— Я, признаться, засомневался. Как же так, думаю, власти тоже этого хотят, и мы, коммунисты, должны им помогать. Ну, мне показали книжку Ито Рицу[38], в ней действительно написано — надо выявлять скрытые земли, и это, мол, создаст условия для кооперирования деревни. Указание есть указание. Вернулся я к себе, снова начал агитацию и снова потерпел неудачу. Да ещё какую! Скажите, кто добровольно захочет больше платить налогов, больше отдавать риса? А я продолжал долбить своё. Да… Мне и сказали, что если не уберусь из деревни, то будет плохо. И кто сказал? Не кулаки, а свои… Пришлось уехать… Долго искал, куда руки приложить, потом вот, спасибо, в комитете помогли, направили к вам…

— Са… — протянул удивленный Оданака. — Даже не верится.

— Мне тоже не верилось, — устало проговорил Умэсита. Было видно, что воспоминания ему тягостны. — Теперь всё понятно. Позднее руководство осудило это как левацкий загиб отрыв от масс.

— Отрыв от масс… — задумчиво повторил Оданака. — А ведь правильно, оторвались. Вот мы, например, что сделали? Работаем на базе, но живем-то в деревне. Мне уже приходилось слышать, что после земельной реформы крестьянские союзы не нужны: не за что бороться. Кто такие слухи распространяет? Помещики, кулаки… Сколько разных кооперативов появилось! И по выращиванию свиней, и по продаже молока, и многие другие. А кто в них наживается? Опять же — помещики и кулаки. Они же и крестьянами руководят. А молодежь? Тебе бы, Эдано, заняться этим делом, за тобой бы все молодые пошли.

— Староват я для молодежи, Оданака-сан.

— Молодежь впечатлительна. Тебе легче подойти к ней, чем другим. К тому же ореол камикадзе… Романтично. Не отмахивайся, мы должны всё учитывать. Не падайте духом, товарищ, — обратился Оданака к Умэсите. — Завтра приезжает представитель Центрального совета профсоюза рабочих, обслуживающих оккупационные войска. Наша база, оказывается, единственная, где нет профсоюза. Напрасно мы медлили, сколько времени потеряли.

* * *

Представитель Центрального совета, вежливый человек с интеллигентным лицом, говорил тихо, внушительно, как и подобает представителю столь высокого органа.

Собрав инициативную группу, он лично со всеми познакомился, внимательно расспросив каждого о его жизни и работе. Потом произнес короткую речь:

— То, что на этой базе нет до сих пор отделения нашего профсоюза, недоразумение, в котором повинны мы. Профсоюзу приходится работать в трудных условиях. Отдел труда штаба оккупационных войск весьма близко к сердцу принимает каждую забастовку. Недавно генерал Макартур направил правительству директиву, в которой потребовал лишить права на забастовки рабочих и служащих государственных и общественных учреждений. А ведь их союз насчитывает более двух с половиной миллионов человек. Понимаете, уважаемые? Правительство уже издало указ, в котором удовлетворило требование американского командующего. Оно заявило. «Письмо Макартура стоит выше всех законов».