Ветер плодородия. Владивосток

Откуда бы? Или мерещится? Нет, это два механика американца балуются опиумом скуки ради. Механики присланы на этом же пароходе фирмой, строившей его в Америке, копят деньги, не пьют.

А казалось, что Алексей уже позабыл Китай и южные моря. Энн уехала из Гонконга — и не пряник быть там… Но ведь он когда-то на подходе к Европе и Энн хотел забыть…

И вдруг этот запах опиума… Он уже забыл его. Но что было там, где этот запах едко слышался? Ведь он решил, что в Китай не поедет.

Но ведь также плача он клялся, что забудет Энн. Оказалось, что забыть невозможно. Европа не рассеяла памяти о ней. В памяти мелькнули картины, виды китайского труда на суше и на море цвета рыбной чешуи, соломы, льна, толпящиеся возы и лодки с мешками, и открытые мешки зерен, муки, и толпы людей, и запах соевого масла, поля с кочанами — и опять запах бобового масла.

Народ то пылкий, то сдержанный… А запах опиума довольно ароматный, очень привлекательный, даже без затяжки из трубки вызывает волшебное волнение и обостряет чувства. Это может быть даже не сила яда, а сила впечатлительности здоровой натуры молодого человека, проведшего детство на чистой луговой равнине с лесами и перелесками. Как чутка эта натура, как отзывчивость ее близка снобам, как многим кажется…

Быстро и бесшумно идет лодка на одном весле на корме. Гребец поворачивает его, как пароходный винт, бесшумная у него работка. Это юли-юли[50]. Знакомая лодка.

Лодка подошла. В ней на носу и на корме два китайца в шляпах. А на банке, как моряки называют скамейки в шлюпках, сидят две девицы подростка, спиной к закату: их лица в тени, смуглы и сильно раскрашены, и побелены. Такими только пугать детей.

Лодка остановилась у борта. Сейчас один из гребцов вынет трубу, как бывало в Гонконге, когда они подходят к западным дьявольским кораблям, и, ласково и заискивающе смеясь, спросит:

— Капитана… Мадама е?

Китайцы улыбались, смотрели на Алексея, но молчали. И девочки в молчании. Вынуть револьвер и перестрелять этих торговцев. Но они еще постояли. Улыбки их погасли. Лица гребцов исчезли в наклоне под полями шляп; они, видно, обозлились, и лодка ушла тихо и по-воровски…

Глава 9

БУХТА ЭКСПЕДИЦИИ

Проглянуло солнце и засверкало на рифах по архипелагу Евгении; как будто комета зажглась в море слева по борту идущего парохода. Из французов у Муравьева оставалась лишь «императрица Евгения». Шлейф императрицы из скалистых островов и рифов Приморья тянулся среди бушующих волн от громадины острова Танги Сиха. Николай Николаевич оставил комплимент царственной француженке из преклонения перед ее отечеством и своей женой, хотя графы де Ришемон терпеть не могут Бонапартов.

К югу от Танги Сиха плавание опасно, даже китобои не ходят туда на своих гарпунных лодках.

А британский адмирал Майкл Сеймур, когда делал тут описи, конечно, тоже был воодушевлен и видел здесь будущее, поэтому весь залив Виктории с его сокровищами назвал именем своей королевы.

Дождь утих, шквал ушел, но вдали на юге все затянуто тучами. Видно, льет там. Прошел тайфун, перемену погоды ждали в эти дни.

Море идет в легком цвете зелени и пены, тяжелыми, но не бурными волнами, и, хотя это лишь залив, но чувствуется голос океана. А ветер туманного и дождливого дня куда теплей и мягче, чем на Охотском море.

— На Амур походит, — подтвердил рулевой, не первый год плавающий с губернатором и обладавший правом, как и многие старые матросы, выражать свое мнение.

Полуостров Принца Альберта внутри с полостью в форме рога и наполнен водой, как сосуд древних. Это бухта Мэй, по-удэгейски Уня, по-китайски Хань Шинь Вэй. Она так велика, что занимает почти всю сушу на окончании полуострова. Отделена от обоих заливов лишь грядами сопок, которые незыблемы, их не могут пробить никакие штормы. И посмотрите, как искусно полуостров уложен в океан, который со всех сторон прикрывает эту впадину водой. Бухта, похожая на рог, изогнута, как широчайшая река в повороте, и протяженность ее от входа до изгиба на сорок две версты, а до угла в сопках около семи верст. Этот рог, цепи сопок — все напоминает горячие горы Курил. Они словно нарочно созданы природой, чтобы поставить защиту и закрыть подходы. Порт не будет виден с обоих морских заливов по обе стороны полуострова. Но из порта с гор видны оба простреливаемые залива. Северней бухты этот полуостров тянется до материка на двадцать миль среди океана.

Здесь леса по хребтам наши топографы называют гривами. Заимствовано у казаков и крестьян. Девственный и густой лес по хребту, не похожий на сады, северней этих склонов над бухтой называется Богатой Гривой.

В кают-компании пили чай.

— А откуда взяли лимон? — спросил Муравьев. Позвали Мартына.

— Это вьюн, наломали ветви лиан лимонника. Не побрезгуйте, Николай Николаевич, — сказал повар.

Муравьев не велел писать в шканечном журнале, что входил в бухту. На карте велел поставить название «Владивосток», не упоминая, что это его приказание.

В Находке было не так. Там велел записать: «Открыли бухту, генерал-губернатор приказал наименовать „Находкой“».