Ветер плодородия. Владивосток

— Глупому народу надо уметь объяснить, чтобы в силе правительства нашего не сомневался. Это возможно. Это не английская политика!

— И вы знаете ее?

И Шань не ответил.

— В Китае много умных людей, — продолжал он, — всех невозможно уничтожить, кто бы ни взялся наводить порядок.

Но почти у всех умных людей много опыта, но не такого, как сейчас надо, и без совета и приказания никто и ничего не смеет придумать.

«Кроме того, — мог бы добавить И Шань, — может быть пущен слух по Китаю, что за этот договор И Шаню отрубили руку, или что он ждет суда, или отправлен в ссылку и будет там отравлен. За исполнение повеления, которое дано самим же богдыханом. И на самом деле могут меня отравить или отрубить голову! А я весел и улыбаюсь; если Сын Неба переменит свое решение! В государственной политике бывает, что правительство со своими же недоброжелателями действует заодно».

Когда-то за договор с иностранцами И Шань, близкий родственник императора и самый богатый человек в Китае, был лишен состояния и заслуг и приговорен к смертной казни, которую император заменил на заключение в темнице. Потом И Шаня помиловали и послали губернатором в Цицикар и возвратили часть состояния, и вот уже 20 лет идет суд и тяжба, отдавать ли ему все остальное.

А И Шань смеется…

Муравьев, огорошенный комплиментами князя, не нашелся что ему ответить. Да и надобности нет.

Он прекрасно понимал, что китайцы, публикуя сведения о договоре, будут придерживаться не выражения духа дружбы с Россией, а собственных традиций. Но уж очень откровенно князь ему все выложил.

«Ну, а мы? Письма и пакеты с копией Айгунского договора послезавтра пойдут в Петербург с чиновником Министерства иностранных дел фон Бютцевом на баркасе до Усть-Стрелки, а дальше курьер поскачет „бойко“; то есть будет старательный дипломат-петербуржец бить по дороге смотрителей и ямщиков. Разве мы хуже китайцев? Ну, а если он меня спросит: „Как вы объявите?“ Мы тоже поступим как у нас принято. И не только у нас, но и во всем мире. Мы завоевали! Победители!»

Муравьев знал за собой грех. Он умел подмочить репутацию, а потом убрать совсем, сбить с позиции любого, кто казался ему соперником; как бы нужен ни был, но разве другой на его место не найдется? Хотя перед отъездом из Петербурга Муравьев видел Завойку и принял его советы. Муравьеву приходится быть совершенно похожим на сибиряков. Те думают только о себе, каждый полагает, что Сибирь должна принадлежать только ему одному. А всех остальных просветителей — убрать! Уничтожить и память о них! Оставить только тех, кто старается для Муравьева. Деятель прогресса должен быть единственным? Сколько их уже полегло за последние годы, великих деятелей, соперников, оспаривающих лавры! Завойко уж куда как крепок и упрям, а вылетел в форточку. Муравьев — единственный творец, только в этом качестве можно что-то усовершенствовать. В противном случае самого сдунули бы как муху. Муравьев закладывает основы будущего социалистического государства, сила которого не в царских сатрапах, а в демократизме. Объявить об этом нельзя ни китайцам, ни своим.

Китайцы, вернее маньчжуры, прибегнут к вымыслам для утешения себя и народа.

Мы тоже объявим обо всем в духе традиций: «Генерал Николай Муравьев умело повел дела с косоглазым маньчжурским чиновничеством. Он припугнул Китай военной русской силой, созданной им в Забайкалье по указанию государя императора. Государь благословил! Одним росчерком пера осуществил Муравьев величайшее завоевание эпохи, возвеличив и возвысив могущество Российской империи на Востоке в новое царствование. Великое деяние, совершенное по указанию самодержца, нашего государя императора Александра II! Славное начало новой великой гуманной эпохи, еще не бывалой в истории! Указание императора! Исполнено Муравьевым!» И пойдет, и пойдет. Похвальбе, хвастовству предела не будет. Все указано царем. Слава царю! Расширяем владения! Еще Николай I предупреждал: «Я не желаю расширения своей империи. Она и так слишком велика, от дальнейшего расширения могут произойти большие неприятности, одни лишь беды. Россия растворится в завоеваниях и погибнет как Древний Рим. Мы погубим русский народ». А теперь все высшее чиновничество заявляет: это был отсталый консерватизм, смешные понятия «незабвенного», а вот — хи-хи! — новый молодой государь прогрессивен, либерален, хочет освободить крестьян, дать рабочие руки промышленности! Одобряет захваты! Несет свет всем народам. Чтобы эксплуатировать чужие народы. Славься! Будем хвастать везде! Под его скипетр! Под державу! Во славу двуглавого орла! Возьмем Босфор и Царьград! Святые земли!

Сегодня капитан Будогосский взял себе перо, которым Муравьев подписывал договор, и сказал, что будет хранить его как величайшую драгоценность.