Ветер плодородия. Владивосток

— Что за инструмент у вас? Вы играете на дикарской флейте?

— Это карта.

— Покажите.

Сибирцев расстегнул футляр, вынул и развернул перед адмиралом во весь большой стол огромную карту всего Тихоокеанского побережья к северу от выхода из залива Печили, вместе с Ляодуном, Кореей, Приморьем, устьем Амура. На непромокаемом материале, в масштабе довольно крупном, с цифрами и надписями. У Путятина голова задрожала, как при потрясении.

— Карту подарили участники всех этих описей, у которых на эскадре находились мы во время войны. С их кораблями мы бывали на некоторых описях. Это от них на память.

— Далеко пойдете, дорогой мой… Но от них всего можно ожидать! Они не похожи на всех других людей.

Но может быть, Алексей Николаевич чего-то недоговаривал? Не в молчанки же его играть приглашали.

Путятин опять пристал как с ножом к горлу и заметил, что тут взгляд у Алексея Николаевича дрогнул.

Но про упоминание Энн у посла Алексей полагал себя вправе не докладывать. Он не может посвящать в личные тайны… Да и дело это забытое. Да и язык не повернется.

— А что это за росписи на карте? Артур, Форсайт, Мей и все остальное?

— Это собственноручные росписи офицеров-открывателей, именами которых обозначены бухты и мысы на карте. Бухту Мей вы знаете. Master Мей мой знакомый. Каждый расписался на своем открытии. Тут и острова…

— А что это? Сеймур? И глубины проставлены?

— Но не всюду они сделали промеры. Адмирал Сеймур — вы его знаете. Вот его собственноручная подпись. Он дал офицерам позволение переснять для меня эту карту. Именем Сеймура названа наша бухта Ольга.

— Это он желает быть открывателем Ольги! Я открыл! Редкий автограф он вам оставил. Но я вас теперь уже без дела не оставлю. Как они за вас взялись! Так вы не говорили про договор?

— Нет, ваше сиятельство.

— Элгин знает, что я уже заключил договор. А он никак не добьется, китайцы не согласны с его непомерными требованиями!

Как бы то ни было, но росписи на карте подлинные, и все это явный признак миролюбия. Хотя бы временного. Возможно, конечно, что карты эти в Лондоне уже изданы, но не в таком масштабе. А копия этой карты-плана лежит в Адмиралтействе в Лондоне. Хотя тут, как видно, есть открытия, сделанные ими за последние месяцы, которые до Лондона еще не дошли.

Глава 17

УСПЕХ ПУТЯТИНА

Чем же теперь отблагодарю я китайцев? Цели достиг Евфимий Васильевич, трактат заключен. Что же дальше? Богатые подарки получены Гуй Ляном и Хуа Шанем от Путятина, и ответные подношения сделаны, благодарностями и посланиями вежливости, а также торжественными обедами обменялись. Но это только начало. Конечно, не в подарках дело, мол, спасибо, да… Путятину самому ясно, что не в этом суть. Китайцы Путятину верят, они со своей стороны сделали все и ждут теперь от него основательного и скорого содействия. Горе их безутешно… А что же получается? Поэтому Евфимий Васильевич и решил. Что тут предпримешь?

Пришло письмо из северного предместья Тяньцзиня от уполномоченных богдыхана Гуй Ляна и Хуа Шаня с жалобой на переводчиков английского посла Элгина. Грубят и оскорбляют, с ними невозможно разговаривать. Путятин послал Кафарова с письмом, в котором обещал содействие. Архимандрит уехал в повозке, запряженной мулами. Возвратившись, отец Палладий изложил суть дела обстоятельно. Переводчики Элгина торопят с подготовкой текста договора, требуют согласия по всем его статьям. При этом становятся грубей, кричат, оскорбляют высоких уполномоченных государя Китая. Угрожают военными действиями. Особенно дерзок Эдуард Вунг.

Англичане, знающие китайский язык, на переговоры больше не приезжают, передоверяют все ему и другим гонконгским и шанхайским переводчикам, а те уверены, что им все сойдет с рук. Эдуард Вунг взял себе другую, английскую, фамилию, но известно, что он природный китаец и чей сын.

Путятин знает, в чем причина раздоров: в неуступчивости послов богдыхана. Они согласны не со всеми пунктами договора, на которых настаивает Элгин. Есть статьи, с которыми им никак нельзя, не позволено правительством примириться.

Про Вунга сказал Хуа Шань, будто он заявляет про себя, что англичанин, а действует как хунхуз. Послы Элгина не смеют ему сказать: ты же сам китаец, только одет как англичанин, как тебе не стыдно, ты же вырос в богатой семье, знаешь обычаи вежливости, какое почтение должно оказываться старшим, тем более облеченным высокими полномочиями… Не тут-то было, он знать ничего не хочет, дерзит нарочно. Гуй Лян и Хуа Шань боятся его. Хотя он еще не покорил их, как хунхуз или тайпин.

Англичанин священник больше не приезжает, а с Вунгом невозможно подготавливать договор, требует полного подчинения и принятия всех пунктов трактата. Но послы, даже если бы и хотели согласиться, не могут без позволения из Пекина; туда писано, а переговоры заходят в тупик.

Просят Путятина объяснить все Элгину по дружбе. Пусть граф Путятин примет на себя переговоры с англичанами. Китайские полномочные сказали, что им нет никакой возможности самим вести переговоры с англичанами, с этими неприступными, дерзкими и наглыми врагами.