Ветер плодородия. Владивосток

«Да, он молод и похож на нее. Они созданы друг для друга. Я государственный человек и богатый землевладелец, всегда считался философом и мыслителем, и мне не может быть стыдно, если сохраняются при всех достоинствах мои искренние человеческие чувства и жажда любви к молодому созданию. Подобно стремлению художника творить, глядя на прекрасную натуру».

Он ввел гостя в императорскую столовую с резными красными и в золоте балками потолка. Представил нескольким джентльменам разного возраста, которые ожидали. Все стали рассаживаться. Слуги начали подавать кушанья.

За обедом Элгин, казалось, исчерпал свой интерес к гостю. Либо он не знал, о чем еще можно его спросить. Однако ему жаль было бы расставаться с этим молодым человеком. Казалось, он сейчас с Энн. Это и он, и она.

За столом Элгин молчал с видом оратора, который собирается сказать речь. Спустя время он властно поднял голову и красноречиво осмотрел всех присутствующих. Но он не начал говорить. Не потому, что слуги непрерывным потоком обносили обедающих кушаньями. Они никогда бы не позволили себе перебивать оратора. Напротив, они поняли, что лорд говорить не будет, ничего не скажет.

Элгин ел без аппетита, тянул палочками лапшу, агар-агар и капусту, кажется, он знал толк в китайской кухне. Потом опять властно поднял голову и еще некоторое время красноречиво молчал. Так прошел обед, и лишь иногда джентльмены обменивались с гостем короткими замечаниями.

Элгин был явно чем-то вдохновлен. Он вдохновлен, а не озабочен.

Алексей и сам вдохновлен в своем собственном молчании. Почему его спросили про Энн Боуринг? В этой обстановке такой вопрос действовал с впечатляющей силой, как буря и гром, прокатившиеся за окном. И все это при полной свободе личности, благожелательность очевидна, но с тобой никто не хочет разговаривать.

Дипломатический секретарь посла сэр Лоуренс Олифант сказал, что прибыли моряки с эскадры.

Обед закончился.

Элгин провел рукой по воздуху и так замер на мгновение. Наконец он сказал: «Yes!» Как отрубил, словно закончил длинную речь, в которой подробно разобрал перед гостем все стороны какого-то сложного дела.

— Yes! — Элгин, словно просыпаясь, увидел Алексея и еще раз сказал любезно: — Yes!

У него был вид оратора, сошедшего с трибуны.

…Джеймс всегда был склонен к одиночеству. В Оксфорде говорили про него: «Like all men of an original mind, he lived a life apart of his fellows»[23]. На свое родовое имение он смотрел как на долг. В Оксфорде его можно было всегда найти на занятиях в библиотеке или на спортивном поле Мэртон. Нельзя сказать, что он имел преданных друзей. Теперь про него говорят: Элгин учился с Гладстоном! С Каннингом! Гладстон покровительствует ему. По его настоянию Элгина оценил Пальмерстон.

Перейдя из Итона в Оксфорд и занимаясь в Крист Черч, Джеймс Брюс — он еще не был тогда графом — находился на самом лучшем счету у каноника и у профессоров как прилежный юноша и лучший знаток древней и современной философии. В студенческих клубах его речи выслушивались с величайшим вниманием. Виллиам Гладстон был на два года старше, но считал за честь находиться в его обществе.

Каннинг и Рамсей! Ньюкастл и Гамильтон! Виллиам Гладстон — сын богатого купца — влиял на него более чем кто-либо другой. На студенческих собраниях в Юнион Клуб, опровергая оуэнизм. Брюс воспитывал умы будущих государственных деятелей, вооружая их отличными доводами против сторонников социализма. Большую часть времени Джеймс проводил в одиночестве. Он часто думал о своих братьях и желал им, сохраняя доброе сердце, так же владеть своими страстями и темпераментом, как он сам. Действительно, Джеймс с юных лет умел владеть собой, в высшей степени подчиняя дисциплине свой ум, тело и чувства… Верная дружба со многими старыми друзьями сохранялась до сих пор, несмотря на неизбежные различия в убеждениях.

Еще когда Джеймс учился в Оксфорде, наступало время, когда быть просто консерватором становилось неудобным, так как жизнь общества менялась слишком быстро. Консервативные устои подтачивались. Их приходилось менять или обновлять непрерывно. В таких условиях консерваторы, выступая перед избирателями, рекомендуют себя либеральными, что, впрочем, бывало и прежде, и, безусловно, продолжается, чем и сильна консервативная партия.

Через несколько лет после окончания Оксфорда речь Элгина в Саутгемптоне была вполне либеральной по убеждению и блестящей по ораторскому искусству, которому всегда отдается предпочтение избирателями с независимыми взглядами. Они знают, что хороший оратор сможет отстоять их интересы. Мямля, да еще плохо знающий свой язык, всегда попадет впросак, косноязычный не может объяснить как следует даже лучших своих намерений, за него договаривают другие, присваивая его мысли и лавры.