Она засмеялась. Смех ее разлился в ночной темноте серебряным колокольчиком, и от этого Мико лишился окончательно дара речи.
— Комин — просто чурбан, — сказала она. — Если он пойдет с какой-нибудь девушкой ловить при луне пескороев, так и то, наверно, не догадается, что с ней делать.
— Ну, нам пора домой, — сказал Комин и пошел прочь, к большому неудовольствию Мико.
Это все потому, что Комин был застенчивый и тихий. Бывает, правда, что в тихом омуте черти водятся, но Комин был действительно застенчивый и действительно тихий. Некоторые тихие бывают себе на уме, но Комин был не из таких.
— Так приведи Мико, — крикнула она ему вдогонку, — приведи его к Мэри в полнолуние! Я буду вас ждать.
Вот как это вышло.
Они прошли ряд домиков, потом постояли немного и посмотрели. А посмотреть было на что. Море только что ушло с отмели. Прилив здесь был какой-то чудной! Он подкрадывался к отмели сразу с обеих сторон острова и встречался в центре ее. Подкрадывался осторожно, а потом с виноватым видом исчезал, как будто хотел сказать:
«Вы уж извините, что побеспокоил. Рассматривайте меня как неизбежное гигиеническое мероприятие, так вам будет спокойнее».
Море никогда по-настоящему не заливало необъятные пространства песка. Даже во время прилива расстояние до острова можно было перейти вброд — вода доходила только до пояса. Луна поднялась уже высоко, и в ее сиянии поблескивал еще мокрый песок, а вдали виднелась узкая полоска острова, словно повисшего в воздухе. Под ногами у них была мягкая трава, словно они шли по толстому ковру, а издалека слышно было, как булькают и журчат отдельные лужи, которые оставило за собой изгнанное море.
— Ой, как здорово! — сказал Мико.
— Ага, — медленно ответил Комин. — Здорово. А тихо-то как, и кругом ни души.
— Ага, — со вздохом отозвался Мико.
— Ну, пошли к Мэри, — сказал Комин.
Он оставил лопату и ведро у ограды крайнего домика, потом они с Мико, перескакивая через поросшие высокой травой кочки, перепрыгивая через лужицы и вспугивая каких-то устроившихся на ночлег птичек, добрались до незаметного поворота в маленький проулок, который, извиваясь, уходил вдаль. Они шли по нему, пока наконец за холмом не показался беленький домик со светящимся окошком. В дверях стояла девушка. Свет падал на нее сзади, и платье ее казалось почти прозрачным. Она сразу же на них накинулась:
— Однако вы не торопитесь! Я чуть было уж не отчаялась и не ушла домой.
— Это она! — прошептал Мико.
— Заняты были, — сказал Комин. — А потом, кто тебя просил ждать? И шла бы домой. Сама затеяла идти за пескороями, не мы.
— Только послушайте, какой грубиян! — весело сказала она. — Чему тебя учили в школе? Если хорошим манерам, ты бы не разговаривал так с приличной женщиной.
— Еще неизвестно, как бы я стал разговаривать с приличной женщиной, доведись мне ее встретить, — отозвался Комин.
— Ого! — сказала она со смехом. — Во всяком случае, входите и поздоровайтесь с Мэри.
Потом она отступила немного в сторону, и они прошли в освещенную кухню.
— Привет хозяйке, хозяину и человечку в колыбельке! — сказал Камин, направляясь к стоявшей возле очага деревянной люльке, в которой спал маленький ребенок.
Люлька была самодельная, сколоченная из досок и поставленная на два загибающихся вверх полоза, так что, если наступить на один конец, люлька начинала раскачиваться, и можно было тихонько петь песенку, если вы хотели укачать ребенка. Комин подошел, нагнулся над малюткой, протянул ручищу и погладил ее по лицу, а молодой человек, сидевший на койке, тихонько напевая, выпрямился и закричал:
— О, чтоб тебя, Комин Коннолли, только я ее укачал!
— Вот это дело! Чтобы взрослый человек додумался качать бедняжку, когда у самого голос, как у неоперившегося птенца. Да она и не думает спать, просто закачал ты ее до бесчувствия. Ну, как поживает моя маленькая Нуала? — поинтересовался Комин, и ребенок поднял пухлую ручку, вцепился в его палец, загугукал и окончательно проснулся.
— Здравствуй, Мико, — сказал отец семейства, рыжеволосый молодой человек с веселыми глазами, чем-то напоминавший Мико Питера. Был он хоть и худой, но, по-видимому, крепкий и ловкий. — Мэри испекла тут к вашему приходу пирог, так что, когда вы вернетесь с пескороями, мы сможем немного подзакусить.
— Вот хорошо-то, — сказал Мико, глядя на Мэйв, которая стояла посреди кухни и смотрела каким-то, как показалось Мико, странным взглядом на громоздкую фигуру Комина, склонившегося над ребенком.
Сегодня она не такая, как всегда. На ней была красная вязаная кофточка и легкая развевающаяся юбка, а на ногах красовались туфельки на высоких каблуках. От этого да еще от того, что она перехватила сзади красной лентой волосы, убрав их от лица, она выглядела совсем по-новому. «Она вся прямо так и сияет, точно на свиданье с королем собралась», — решил Мико. И она была ужасно хорошенькая.
— Надо ж! Казалось бы, каждый человек в своем уме решил бы, что Комину давно уж дети понадоели, у них своих полон дом, — сказала Мэри.
— Да что с такого дурня возьмешь? — сказала Мэйв. — Ты только посмотри на него.