Ветер в ивах

Идея очень пришлась по вкусу, работа закипела, и к полудню все приглашения были заполнены. Тут весьма кстати доложили, что у дверей стоит маленький неряшливого вида представитель ласок и справляется, не будет ли у джентльмена каких поручений. Жаб важно вышел, увидел перед собой одного из пленников прошлого вечера, потрепал того по вихрам, протянул упаковку открыток и приказал постараться. И, если захочется, то можно прийти сюда попозже. Возможно, здесь будет ждать шиллинг. Или, что равновероятно, не будет ждать. Бедный посыльный благодарно взглянул на Жаба и поспешил скрыться.

Когда освежившиеся и шумные после утра, проведенного на реке, друзья возвратились к завтраку, Крот, чья совесть нет-нет да и покалывала, пытливо взглянул на Жаба, ожидая упрёков. Напротив, Жаб выглядел гордым и уверенным. Крыс и Барсук тоже отметили это и обменялись значительными взглядами.

Едва покончив с едой, Жаб поглубже затолкал обе лапы в карманы брюк и как бы невзначай бросил:

– Осмотритесь, парни! Не отказывайте себе ни в чем! – а сам чванно вознамерился спуститься в сад, где хотел обмозговать одну-две намётки относительно близящихся речей.

Неожиданно Крыс крепко ухватил его за локоть. Жаб захотел вырваться, но Барсук твердо встал с другой стороны. Стиснув животное, друзья развернули его к маленькой курительной комнате, которая соседствовала с прихожей. Закрыли за собой дверь, усадили Жаба на стул и расположились напротив. С явным недовольством Жаб оглядел их по очереди, выражая при этом полное недоумение.

– Слушайте, Жаб, – произнес Крыс. – Речь пойдет о Банкете, и мне очень неприятно говорить с вами на старую тему. Нам хотелось бы, чтобы вы поняли раз и навсегда – там не должно быть никаких речей и песен. Давайте лучше без споров, попытайтесь осмыслить все сами.

Жаб понял, что каким-то образом угодил в западню. Они увидели перспективу, они угадали его намерения, они его вычислили. Свежая чудесная задумка враз была уничтожена.

– Что ж мне и одной маленькой песенки спеть нельзя? – жалко сморщился он.

– Нет, ни одной маленькой песенки, – жестко сказал Крыс, хотя он заметил, как запрыгала верхняя губа разочарованного друга, и сердце его заныло. – Это никуда не годится, Жаб. Ведь вы знаете, все ваши песенки… такие хвастливые. А речи – сплошная самореклама и… и… и… ну, слишком большое преувеличение и… и…

– И бахвальство, – вставил Барсук, не церемонясь.

– Для вашей же пользы, поймите, Жаб, – продолжил Крыс, – Вам следует начать новую жизнь… рано или поздно. И лучше всего, кажется, начать прямо сейчас. Пусть сегодняшний день станет у вас поворотным моментом. Пожалуйста, не думайте, что говорить об этом легче, чем сделать…

Жаб надолго погрузился в свои мысли. Наконец, он поднял голову, в его глазах обозначились следы глубоких переживаний.

– Ваша взяла, друзья мои, – сломленным голосом произнес он. – С этим трудно поспорить. Но есть одна вещь, о которой мне хотелось бы попросить… Разрешите мне, хотя бы на один вечер расправить крылья… Позвольте еще разок вслушаться в бурные аплодисменты. Мне казалось, что они всегда… справедливо отмечали мои… лучшие качества. Однако вы правы, я знаю, что говорю глупости. Больше, ребята, вам не придётся за меня краснеть. С этого момента я становлюсь другим Жабом! Но, о дорогие, о дорогие… какая же мне предстоит тяжёлая участь сегодня!

Прижав к лицу носовой платок, он, спотыкаясь, покинул комнату.

– Барсук, – грустно произнес Крыс, – я чувствую себя извергом. Мне бы хотелось знать, что вы чувствуете.

– Да, понимаю, понимаю, – угрюмо отозвался Барсук. – Но мы идём на вынужденную меру. Парню предстоит жить здесь, иметь свою собственность и пользоваться уважением соседей. Не хочется же вам, чтобы он сделался посмешищем, и чтобы над ним потешались какие-то горностаи и ласки?

– Разумеется, нет, – согласился Крыс. – И если уж о ласках, то как все-таки повезло, что мы наткнулись на этого маленького прощелыгу, которого они подослали. Я ведь не до конца вам доверял, когда вы говорили о них. Но тут, как ни убедиться, что это просто бесстыдники. Знаете, я все эти Жабовы прокламации разорвал на клочки и усадил нашего Крота в голубой будуар Пусть лучше он пишет!

* * *

Час Банкета. приближался. Волнение чувствовалось во всем. И только Жаб, оставив друзей и удалившись в свою спальню, все еще сидел в меланхолии и задумчивости. Лоб его покоился на лапе. Он размышлял о чем-то глубоко и длинно. Наконец, печальное лицо осветилось лучиком надежды, а губы медленно расползлись в улыбке. Потом он застенчиво хихикнул, встал, запер дверь, сдвинул на окнах занавески, стащил из комнаты все стулья в кучу и расставил их полукругом. Ощутимо разбухнув, занял позицию в центре перед ними. О чем-то вспомнил, дважды поклонился и начал к восхищению придуманной им публики ломким от счастья голосом: