Ветер войны

– Надо же, – он повернулся к напарнику, – этот попытался бежать. И где только подлец нож раздобыл?!

А затем уставился прямо в глаза Пулию и вместе с ним смотрела Смерть:

– Беги, – прошипел он.

И Пулий побежал.

Бежать!

Но куда? Кругом палатки. Темнеет. Где край лагеря – одному демону известно.

– Держи беглеца! – крик Одноухого сделал все эти вопросы совсем не важными.

Бежать!

Каждый день в любую погоду, а точнее сказать – непогоду, на протяжении первых шести месяцев службы, Пулия, в числе других новобранцев легиона, заставляли преодолевать по сотне стадий северных лесов и болот. Тогда он люто ненавидел своего центуриона, которому редко хватало одной охапки розог. Ненавидел каждый миг этой пытки, называемой маршем. Ненавидел свои тяжеленые доспехи и меч, который постоянно натирал бедро. Ненавидел сослуживцев, которые также пыхтели и обливались потом рядом с ним.

Сейчас он не отказался бы и от веса доспехов и от меча в руке. Безумно скучал по своим сослуживцам, а благодарность озлобленному центуриону не знала границ – лишь благодаря его урокам он до сих пор дышал.

Пулий споткнулся о веревку держащую шатер. Устоял. Перепрыгнул дымящийся костерок, нырнул под рукой высокого разбойника, поймал десяток удивленных взглядов и помчался дальше. Он несся, не оборачиваясь и не смотря по сторонам. Свернул с одной улицы лагеря на другую – уже предыдущей.

Еще одна кучка бандитов вскочила на ноги, но Пулий оказался быстрее.

Бежать!

Он снова свернул.

На этот раз неудачно. Все, что Пулий успел сделать – это выставить плечо. Бандит успел и того меньше – лишь выпучить удивленно глаза.

Должно быть, боги, что правят в этих краях, те еще весельчаки. Человеком, которого сбил Пулий и рядом с которым теперь валялся в пыли, оказался Сиплый. А вскоре подоспели преследователи – Одноухий и дюжина других разбойников, которые не придумали лучшего развлечения на этот вечер, чем гоняться за беглым рабом.

Одноухий хрипел. Видимо, его не учил бегать центурион с розгами. Бандит сплюнул и вытер рот. В кулаке блеснул клинок. Пулий попятился.

– Эй, что тебе нужно от моего раба? – между ним и Одноухим встала жилистая фигура Сиплого.

Одноухий осклабился.

– Ублюдок пытался бежать.

Сиплый бросил косой взгляд через плечо на Пулия и невзначай засунул большие пальцы обеих рук за пояс, поближе к рукояти собственного кинжала.

– Ну сейчас, я смотрю, все в порядке.

– Хрена с два! – Одноухий перехватил нож, – вот выпущу ему кишки, тогда будет.

Клинок появился и в кулаке Сиплого.

Одноухий отхаркнул и плюнул в защитника Пулия.

Не попал, но Сиплый правильно истолковал намек. Бандит зарычал, в его исполнении это было больше похоже на шипение гадюки, и бросился на обидчика. Мужчины покатились по земле, пиная и колошматя друг друга, а заодно – пытаясь достать ножами. Остальные разбойники разделились на две половины и принялись подбадривать дерущихся.

– Давай, бей по ребрам!

– Следи за ножом!

– Осторожно! Коленом его!

– Так!

И тут Пулий понял, что никто не смотрит на него. Все глаза поблизости были устремлены на сыпящий ругательствами и проклятиями комок из двух мужских тел.

Пулий медленно сделал шаг назад.

Еще шаг. Он затаил дыхание.

– Хороший бой, – рядом раздался тихий и приятный голос.

Пулий едва не подпрыгнул, а говоривший положил руку ему на плечо.

– На кого ставишь, легионер? – спросил Гнут.

Предводитель разбойников улыбался, будто только что встретил старого приятеля, а не пытавшегося сбежать раба.

Тут со стороны дерущихся раздался громкий хрип и мужчины расцепились.

Одноухий вскочил на ноги. Глаза горят, половина лица полыхает бордовым, в руке – окровавленный кинжал. Сиплый остался лежать. Или, вернее сказать, кататься, шипя проклятия и в агонии стуча ногами по земле. Обеими руками он пытался зажать рану на животе, но красная сила стремительно покидала его.

Пулий видел, как огрубелое лицо бледнеет. Растрескавшиеся губы становятся почти синими. Сиплый посмотрел на Пулия – и в этот миг взгляд его застыл. По спине побежал холодок. Теперь никто не встанет на защиту. Он бы попятился, не будь руки Гнута, которая держала плечо как в клещах.

Одноухий вытер расквашенные губы и застыл, увидев, кто стоит рядом с Пулием.

– Капитан, я… Этот раб сбежал… я… мы…

– Тсс, – Гнут приложил палец к губам.

Его цыканье больше напоминало звук, издаваемый хвостом гремучей змеи. Одноухий, похоже, был такого же мнения – сделал шаг назад. А вместе с ним и остальные головорезы.

– Значит, – голос Гнута железом зазвенел в наступившей вдруг тишине, – ты позволил сбежать рабу, а потом поднял на ноги половину лагеря и убил моего… друга? – предводитель бандитов презрительно и совсем не по-дружески толкнул носком своего остроносого сапога тело Сиплого.

Пулий увидел, как поднялся и опустился кадык на горле Одноухого, а Гнут продолжал:

– Некоторые привыкли решать все проблемы с помощью стали. Ищут любой повод пустить ее в ход, – Одноухий выронил окровавленный нож, будто тот был проклят. Гнут этого, казалось, даже не заметил, – но тот, кто везде ищет драку, должен понимать – во всех не победить.