Ветер времени

Высокая чернобровая Натали выступала с молчаливым достоинством, тая в глубине наполненного сокрушительной страстью тела, обжигающие огненные потоки, готовые вот-вот взорваться неуправляемым, разбуженным вулканом и в прах испепелить любого, дерзнувшего расшевелить стихию. Расширившиеся зрачки бездонных глаз, яркий румянец, играющий на матовых ланитах, притягательность алых губ, с трудом сдерживаемое, рвущееся наружу прерывистое дыхание – все это готово было смутить и повергнуть в трепет неуверенные сердца.

Но не робкого десятка был загорелый мускулистый авгур. Показывая неуемную удаль, одетый лишь в огромные джинсы-пирамиды, полуголый хмельной фавн сводил с ума лесную дриаду, исполняя невероятно экспрессивный фантастический танец – гремучую смесь латиноамериканских стилей и европейского канкана, культов и обрядов африканских племен и изящного греческого сиртаки. И все никак не мог оторвать зачарованного взгляда от налитых спелых боков прелестницы.

Остальной народ резвился, не отставая и не желая ни в чем уступать. Женщины, разметав по плечам седеющие волосы, бойко перебирали ногами и били каблуками в пол, помогая себе выразительными взвизгиваниями, в упоении танца взмахивая разноцветными платками. Пожилые деревенские мужики самозабвенно бросали кепки, кричали что-то непереводимое и громко топали сапогами.

Наконец народ утомленно потянулся к столу. Произнесли тост за здоровье председателя. Бабки звонкими голосами затянули песню «Хасбулат удалой». Им вторили хриплые мужские басы, и слаженное хоровое пение широкой рекой лилось по затихшему хутору. В окна и двери заглядывали любопытные, которым не хватило места за общим столом.

На улице незаметно стемнело. Тучи мошкары и таежного гнуса вертелись возле зажженных фонарей и электрических ламп, звонко гудели бесчисленными крылами, хаотично ведя свой бесконечный хоровод.

Малыш с Натальей неторопливо скользили по избе в медленном томном танце. Истосковавшаяся женщина бурно сжимала в страстном объятии плечи нежданного обольстителя. Высокая грудь заметно поднималась и опускалась, не в силах сдерживать рвущееся наружу пламя сладостного томления. Демон-искуситель что-то горячо шептал на ухо, касался губами пахнущие сосновой хвоей волосы, прижимался к ее кипящему блаженной негой телу, и все тянул, все ждал чего-то, вводя переполненную темпераментными ощущениями хозяйку в состояние бешеного исступления. Натали, не выдержав, вонзила острые ногти в обнаженную спину увлекшегося ухажера, чуть осела на подогнувшихся ногах, и вдруг, с силой вцепившись в кожаный ремень, утащила оторопевшего от неожиданности соблазнителя в спальню и громко захлопнула дверь.

Народ загудел доброжелательно, голоса взревели «Ой мороз, мороз…». Многие уже сидели, уронив головы и громко храпя. Две бабули подхватили совсем захмелевшего Витю с обеих сторон, и он, на непослушных ногах, в состоянии полнейшего изумления, покорно следовал за ними, с удивлением осматриваясь по сторонам. Его отвели на сеновал и опустили в душистую сухую траву. Чистое ночное небо, усеянное россыпью крупных мерцающих звезд, взорвалось на множество мельчайших молекул, звуки куда-то отодвинулись, запахи прекратились, и Витя крепко уснул, провалившись в темную вязкую глубину.

Солнечное утро переливалось звонким пением лесных птиц, ревом домашней скотины и утробным курлыканьем индейских петухов и индюшек, гордо расхаживающих по двору. Виктор открыл тяжелые веки и долго не мог сообразить, где он находится, пока крупный овод не ужалил его в пятку. Голова болела, во рту все пересохло, тело ломило с жестокого похмелья. Кое-как добрался до колодца. Поднял полную бадью студеной воды и жадно приник губами. Долго, до ломоты в зубах пил живительную влагу. Затем скинул одежду и разом опрокинул на себя. Будто обожгло всего. Мысли мгновенно прояснились, тело пронзили тысячи раскаленных игл. Сразу стало легче, и он, подбирая одежду, бодро зашагал в дом.

В горнице помолодевшая, свежая как утренняя роса Наталья, радостно летала от печки к столу. Румяные ноздреватые, обильно политые маслом блины, горкой возвышались на блюде. Дядя Вася в одиночестве завтракал, макая очередной блин в густую сметану и запивая крепким чаем из широкого блюдечка.

- Кушать садитесь, – глаза хозяйки сияли ультрамарином. – Отведайте блинчиков, – пригласила она Виктора.

Он сел, почувствовав сильный голод. С наслаждением наливал из блестевшего самовара чай. За короткий срок внушительная горка блинов уменьшилась на две трети.

- А друг мой где? – вопросил с намеком.

- Сергей Борисович еще отдыхают. Утомились за ночь… - Наталья скромно опустила густые ресницы, прикрыв счастливо сверкнувшие глаза.

- Жив, здоров, молодец?

- Здоров… - она озорно фыркнула и кинулась снимать блин.

Вышел из спальни заспанный Малыш, оглядел удивленным взглядом хату. Хозяйка набросила ему на шею вышитый рушник и повела умываться. Поливала из ковша водой, с любовью глядя в небритое лицо удалого молодца. Тот обтерся полотенцем, внезапно крепко прижал к себе взвизгнувшую от радости молодку.