Ветры судьбы

– Как там в Питере, сынок? – Антон, выпуская дым одновременно ртом и носом, продолжал рассматривать красивую пачку английских папирос.

– Я, отец, в политику стараюсь не лезть, не для меня она.

– И это правильно, сынку, а все же, как там жизнь? – Антону было очень интересно, – все ж таки дети из самой столицы приехали.

– Жизнь стала намного дороже. Здесь, я скажу вам, война дает свой отпечаток. Если б не она, так был бы порядок. А так в столице сейчас всякая нечисть. Эсеры, анархисты, одним словом, революция. Когда Николай отрекся от престола, казалось, что вот оно, свершилось чудо, что теперь жизнь пойдет легче. Но теперь и временное правительство в замешательстве, да и большевики грозятся экспроприацией.

– А что это, сынку, за экспроприация? – Антон сам удивился, впервые правильно выговоренному слову.

– А это, отец, когда они грабят банки или магазины и на эти деньги покупают оружие и взрывчатку, ну, в общем, одним словом, терроризм.

– Ну а царь-то почему ничего не делает?

– Сейчас всем Керенский заправляет, а царь в своем селе сидит и не высовывается.

– А ты, Яша, царя видел?

– Нет.

– А этого Керенского?

– Тоже не видел, отец. Лишь царских дочерей видел однажды. Когда в центральный госпиталь литературу привозил, то видел, они там за ранеными ухаживают. Очень много раненых с фронта. Жутко было смотреть. Я как книги передал, так сразу на свежий воздух. Не могу я смотреть на кровь.

На восточной части небосклона появилась луна. Она была невероятно больших размеров из-за рефракции на низких высотах. На желто-оранжевом диске видны были моря и долины.

– Смотри, сынок, как зараз добре видно, як брат брата на вилы одевает, – сказал Антон, разглаживая усы рукой.

– Странная ассоциация у вас с луной, отец.

– Так люди кажуть.

– У нас в Польше говорили по-другому.

– А как в Польше говорили?

– Да уже и не помню, отец меня маленьким ещё отправили в Питер, на учебу, – лицо Якова приняло грустный вид. Он не любил вспоминать о прошлом, кошмары от которого ещё долго мучили его по ночам. В это время на помощь пришел громкий тещин голос, напомнивший мужчинам, что пора проходить за стол, где разговор можно продолжить, если при хорошей закуске, даже до самого утра. Вечер обещал быть хорошим.

* * *

Вечеринка в доме Выговских шла своим чередом. Сейчас наступила небольшая пауза, перерыв в спешке и беготне. Все гости прибыли, праздничный стол уже прошел, уже некоторые из гостей принялись танцевать, и дом наполнился эхом от музыки и весёлой болтовни.

С обратной стороны фасада кухонному персоналу также дышать стало легче, и некоторые могли даже расслабиться. Повар Миланья, как огромная туша развалившаяся в кресле напротив открытого огня, укрепляла свой организм огромной чашкой чая, слегка приправленной коньяком. Она была очень усталой, но чувство глубокого удовлетворения переполняло её широкую душу. Сегодня ей пришлось подтвердить своё звание лучшего повара на Полтавщине, и она сделала для этого все, и даже более. Теперь её ноги ныли от усталости.

Ноги Ефросиньи также были усталыми, и каждая косточка её тела плакала по мягкой постели, особенно её руки. Она сегодня была на ногах с половины пятого и все, что сейчас она хотела, так это уронить свою голову на край стола и вздремнуть.

– Думаю, мне нужно освежить лицо под помпой, – сказала она Оксане.

– Но перед помпой ты посмотри вон те котлы, – туша из кресла продолжала контролировать ситуацию.

– Да, повар, я это сделаю прямо сейчас, – и, перемогая боль на кончиках пальцев, она принялась за котлы.

Последние блики заката исчезли, и сумерки начали уступать место ночи. Было тепло, когда Ефросинья вышла во двор, но все же прохладнее, чем на кухне. Она вдохнула несколько раз глубоко, перед тем как пересечь двор в направлении помпы. Двор изменился сейчас. Широкий проход был блокирован рядом карет и легких повозок. Можно было бы проскользнуть прямо между ними, но в этом случае была вероятность попасть в круг конюхов и извозчиков, для которых стол с вином был накрыт под навесом во дворе. «Подвыпившие, они могут облапить тебя», – так говорила Оксана.

Она обошла двор вдоль стены и аккуратно, чтобы не замочить колпак и передник, умыла лицо свежей прохладной водой… Вот так, так уже лучше. Жар стал отпускать ее, и она взглянула в небо. Вскоре наступит полная темнота, и освещенный дом, и поместье в целом будут выглядеть прекрасно. Ей вдруг захотелось подняться на холм и посмотреть оттуда на все внизу, и при полной ночи увидеть эту красоту. Но она никогда не посмела бы, и не только потому, что она боится темноты, но и потому, что путь на холм лежал через сад, а в саду могли быть гости, справляющие известные дела. Так говорила Оксана. Но Оксана всегда врет. Даже мама её говорила: «Бери от Оксаны половину сказанного и дели напополам, и остальному не верь».

Утирая лицо краем фартука, она тем же путем пошла на кухню, где её уже ждал сварливый голос Миланьи:

– Давайте, девчонки, поторопитесь. Оксана, ты – за посуду, Фрося – твой пол.