Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга I

Особенно тесными их отношения стали после смерти Людмилы Александровны в 1999 году, когда сыновняя забота Геннадия и членов его семьи стала для Жоржа Абрамовича жизненно необходимой.

Закончил это письмо Жорж с возвращением всего семейства с огородных работ. Наверняка после этого было и застолье, и продолжение разговоров с отцом и братом – им многое нужно было рассказать друг другу…

Следующее письмо датировано 26 маем. И написано оно в ответ на первое письмо от Людмилы Александровны. С момента отъезда прошло 17 дней, Жорж живёт у родителей уже 9 дней, волнуется за состояние дел своей Милы, и каждый день ждёт письма из Москвы.

Все домочадцы видят это, сочувствуют, но не показывают вида, поскольку понимают – тут дело личное:

«Конечно, я не сумел скрыть от ни<х>мое волнение на счет отсутствия писем. Все были очень тактичны: старались не упомянуть письмо. Когда пришло, все обрадовались, говорят: «Ну, Жорж, теперь ты будешь более веселым!».

[208]

Причиной задержки письма от Людмилы Александровны, было, судя по всему, то, что она хлопотала об отпуске и путевке в санаторий, но пока безрезультатно. И не хотела расстраивать этим Жоржа.

А колхозная жизнь Жоржа текла своим чередом под аккомпанемент обычной в тех краях погоды – «холодные ветра, дожди».[209]

И «отпускное безделье» наполнялось полезной конкретикой – помощь в посадке огорода, занятия с племянницами, наблюдение за «мальчиком». Дело в том, что Мусю

«в связи с прорывом в работе овощеводческой бригады, ее назначили бригадиром и сегодня она уже приступила к работе – как выйдет не знаю. Ведь мальчика нужно часто кормить. Гита будет за ним наблюдать, но кормить его конечно, не может»

.[210]

За мальчиком стала присматривать Гита. Ну, и Жорж, конечно!

«Вообще существо забавное; за время моего пребывания здесь, он изменился очень заметно. Он довольно крепко держит голову, смеется. Поворачивает голову, чтобы смотреть на то, что ему интересно».[211]

В один из дождливых вечеров Жорж принял участие в колхозном собрании, на котором было решено озеленить посёлок 18 Партсъезда. И, во исполнение этого решения, они с Шаей отправились в лес, выкопали 8 молодых берёзок и посадили их около дома.

«Не знаю вырастут или нет: говорят, что полагается это делать раньше: пока, что они ещё не завяли».[212]

Произошло в эти дни и довольно комичное событие, которое также является типичным элементом мозаики тогдашней колхозной жизни. Вот как описывает его Жорж.

«Был тут вечер – празновали мальчика, моего приезда и «в шутке» – молодожёных. (Муся хотела стать «Ковалем», что она несделала, когда первоначально расписались. Когда пошли в сельсовет, оказалось, нет никакого запись в архивах об их браке и пришлось расписаться вновь).[213] Собрались все почтенные люди – председатель колхоза, зам. председатель, пред. селсовета, парт орг и т. д. Выпили, закусили, пели, шутили».

[214]

Конечно, все «почтенные люди» были не прочь выпить, закусить, и даже спеть и в честь приезда Жоржа, и в честь рождения сына у «молодожёнов» ☺.

Но вряд ли кто-то из сидящих за столом гостей догадывался, что через процедуру «повторной женитьбы» прошли и присутствующие здесь же родители «жениха» – Абрам и Этель. Они тоже повторно оформляли свой брак в Америке 11 июня 1911 года,[215] за 7 месяцев 1 неделю и 4 дня до рождения (22 января 1912 года)[216] своего первенца Луиса, который теперь сидел за столом в качестве молодожёна под именем Шая.

Не было у них 38 лет назад в Сью-Сити документов о хупе[217] в Телеханах, но Луис не знал об этом, а Этель, почувствовав внутри себя его активность, решила, что нужно срочно оформить брак с Абрамом по американским законам.