Видессос осажден (Смутное время-4)

Агафий не был проницательным политиком, но он знал, что имел в виду Маниакес, делая подобное предложение. "Я сделаю все возможное, чтобы выяснить, кто этот, э-э, бесстрашный дух, ваше величество, и перевести его в сферу, где, как вы справедливо заметили, его рвению можно было бы найти хорошее применение".

"Говоря о полезном использовании, ты получишь это из западных земель", - пробормотал Регориос своему кузену. "Теперь, когда мы их вернули, у вас есть целый ворох новых мест, куда можно сбросить синих мантий, которые действуют вам на нервы".

"Если ты думаешь, что это шутка, мой двоюродный брат, ты ошибаешься", - сказал Маниакес. "Если священники не хотят иметь дело с грешным мной в этом грешном городе, они могут - и они уйдут - куда-нибудь в тихое место, подальше от дороги, и посмотрим, как им это понравится".

В глазах Гориоса появился некий кровожадный блеск - или, может быть, это был просто дождь. "Ты должен послать действительно рьяных в Кубрат, посмотреть, смогут ли они обратить Этцилия и остальных кочевников. Если им это удастся, что ж, отлично. Если они этого не сделают, у господа с великим и благим умом будет несколько новых мучеников, и вы избавитесь от некоторых старых неприятностей ".

Он хотел, чтобы это услышал только Маниакес. Но тот говорил немного слишком громко, так что это также достигло ушей Агафиоса. Вселенский патриарх с упреком сказал: "Ваше высочество, не насмехайтесь над мученичеством. Подумайте о рассказе святого Квельдульфиоса Халога, который отдал свою жизнь в надежде, что его храбрый и славный конец вдохновит его народ на поклонение доброму богу ".

"Я прошу у тебя прощения, святейший господин", - сказал Гориос. Как и любой другой видессианин, в глубине души он был набожен. Как и любой другой видессианин высокого ранга в правительстве, он также думал о вере как об инструменте политики, придерживаясь обоих взглядов одновременно без какой-либо путаницы или разделения.

Маниакес обернулся и сказал Агафию: "Но халогаи по сей день следуют своим собственным богам, а святой Квельдульфий жил - что? — во всяком случае, несколько сотен лет назад. Задолго до гражданских войн, которые разорвали нас на части."

"Ваше величество, конечно, правы". Патриарх испустил такой скорбный вздох, что Маниакес подумал, не пролил ли он при этом слезинку-другую. Под дождем он не мог сказать. Агафиос продолжал: "Но он со славой принял мученическую смерть по собственной воле, а не был загнан в нее чужими махинациями".

"Очень хорошо, святейший господин. Я понимаю суть", - сказал Маниакес. Патриархи тоже были, по-своему, правительственными функционерами. Однако у каждого из них был предел, за которым его обязательства перед Фосом имели приоритет над обязательствами перед Автократором. Маниакес понял, что разговоры о намеренном создании мучеников подтолкнули Агафиоса вплотную к этому моменту.

"Ты побеждаешь, Маниакес!" "Маниакес, спаситель города!" "Маниакес, спаситель Империи!" Эти крики и многое другое, похожее на них, продолжало доноситься из толпы. Они не совсем поглотили все остальные выкрики, те, что раздавались в адрес Маниакеса с того дня, как он женился на своей двоюродной сестре, но их было больше, а других меньше. Если он и не завоевал большой любви, Автократор завоевал уважение.

Расхаживая по комнате, Маниакес сказал: "Я ненавижу это". В Красной комнате акушерка Зойл была с Лизией, и обычай бинтовать, как кандалы, не позволял ему находиться там. Потеряв свою первую жену при родах, он слишком хорошо знал, с какими опасностями столкнулась Лисия.

Его отец положил руку ему на плечо. "Тяжело нам, мужчинам, в такое время, как это", - сказал Маниакес-старший. "Просто не позволяй своей жене когда-либо слышать, как ты это говоришь, или ты услышишь это не в последний раз. Полагаю, в этом разница между наблюдением за битвой и тем, чтобы самому пройти через нее ".

"Наверное, это примерно так", - сказал Маниакес. "Сколько людей здесь наблюдало с дамбы, когда наш флот побеждал кубратов?" Они могли пить вино, указывать на то-то и то-то и говорить, как все это было захватывающе, но им ничего не угрожало ". Он сделал паузу. "Конечно, они были бы осаждены, если бы мы проиграли морское сражение вместо того, чтобы выиграть его".

"Никто не проиграет ни одной битвы, клянусь благим богом", - сказал Симватиос. "Лисия собирается дать тебе еще одного отродья, чтобы ты выл здесь, чтобы мужчина не мог нормально выспаться здесь ночью".

"Ha!" Старший Маниакес приподнял бровь, глядя на своего брата. "В любом случае, ты, скорее всего, ищешь неприличного ночного сна".

Симватий что-то прорычал с притворным раздражением. Маниакес, на мгновение забыв о своих собственных тревогах, ухмыльнулся отцу и дяде. Они так препирались с детства, и им это тоже нравилось. Маниакес и Гориос так препирались и подтрунивали. Маниакес сделал то же самое с Парсманиосом… когда они были мальчиками. Но между ними двумя выросла настоящая ревность.