Виктория

— Эй, я есть хочу! — одернул его Нисан. — Дорого мне заплатишь, если выплеснешь всю кастрюлю на маму!

Фуад дал толстяку брату тумака, швырнул его на спину и стал пинать в бока. Криков Нисана он не слышал, потому что сейчас главной целью его было нападение на мать, которая, успев сбежать в аксадру, жалась там, прикрывая голову руками. Виктория с силой стукнула его по лбу, и он выронил кастрюлю, и жирный кипящий суп ошпарил его босые ноги. Вопль был такой, что все вокруг задрожало. Виктория заслонила ему дорогу, и нечто скрытое в нем с раннего детства прорвалось сквозь этот туман бешенства, и он ее не тронул. Глаза превратились в двух узких насекомых, в ноздрях проступили кровавые жилки, и на губах закипела мутная пена.

Лейла потянула Викторию за подол:

— Тут тебя гостья спрашивает.

Виктория сбросила с себя руку Лейлы:

— Какая гостья у тебя в голове? Я ищу Альбера.

Альбер-Джия вынырнул из заброшенной комнаты покойной Азизы.

— Он внутри, — боязливо сказал он.

Она кинулась в комнату. Мальчонка несчастным безжизненным комочком валялся возле стены. И губы белые от шелушащейся со стены известки, которую он успел погрызть. Его мать с отцом не знали, что он страдает от гипотонии и потому летом набрасывается на банки с солью и сколупывает со стен известку, которая содержит соль. И оттого, что не знали, почему у него такие повадки, стыдились их и старались скрыть от людей. Сейчас Виктория понесла его во двор.

— Воды! — проговорил Фуад уже нормальным голосом. — Обдай его водой, Виктория. Он не мертвый.

— Скорей неси его к крану! — крикнула Салима.

— В кране один кипяток, — сказала Тойя, — лучше окуни его в чан с питьевой водой.

Альбер, которого окунули в прохладную воду, открыл глаза, будто очнувшись от какого-то странного сна.

— Что ты увидел? — горько плакала Виктория. — Что с тобой случилось?

— Нужно сбегать с ним на скотный двор, — сказал Фуад.

— А гостья? — прошептала Лейла, и тут Виктория увидела тощую фигуру в черной шелковой абайе и в чадре. Как она сознание не теряет в такую жару?

Фуад взял Альбера из ее рук.

— Мне нужно перекинуться с тобой парой слов, — властно сказала женщина в черном, и, несмотря на дикий зной и тяжелый наряд, голос ее был ровным, сдержанным и властным.

Виктория смешалась:

— Ты пришла в еврейский дом, зачем тебе чадра?

— Не важно, зайдем на минутку в аксадру.

— Мне нужно бежать с ребенком на скот…

Но Фуад уже дал знак сестре Салиме, та плеснула на Альбера ковш воды из чана, малыш завопил, и Фуад пошел с ним плясать, успокаивая Викторию, чтобы та занялась гостьей.

— Я даже холодной водой не могу тебя угостить, — извинилась Виктория. — Нужно сменить воду в чане.

— Я пришла не затем, чтобы пить.

Ее высокомерие слегка рассердило Викторию, но не слишком. С раннего детства она привыкла, что так оно ведется у людей — одни выше, другие ниже.

— Для чего же ты тогда пришла? — спросила она напрямик.

— Я хотела узнать, есть ли надежда, что твой муж вернется живым, или, не приведи Господь, он уже мертв?

У Виктории слова застряли в горле.

— Кто ты? Почему не снимешь чадру? — спросила она наконец.

— Я хотела разузнать про твоего мужа, и это разговор только между нами, — со значением сказала женщина.

— Мой муж жив, а я должна бежать с ребенком.

— Когда он возвращается?

— Может, скажешь, кто ты?

— Это не важно.

Виктория сдержалась и не послала гостью ко всем чертям, решила промолчать с каменным лицом.

— У моего сына есть большой магазин на базаре тканей, — сказала женщина.

— На здоровье вам, да благословит вас Господь богатством.

— Этим Он нас не обидел, мы родились богатыми.

— Заметно.

— Это не для того, чтобы тебя обидеть, дорогая. Я просто хотела сказать, что здоровьем Он наградил нас меньше. Сын у меня больной.

— Мой муж занят другим больным, — ответила Виктория, побоявшись, что женщина пришла с новым поручением, снова хочет оторвать от нее Рафаэля. — Желаю твоему сыну полного выздоровления.

— Нет у него шансов на выздоровление. Он таким уродился.

— Так нельзя говорить. Нужно уповать на Господа.

— Мы с братом всегда это повторяли, и, поверь мне, это облегчает жизнь.

— Я тебя знаю?

— Тебя я знаю с самого твоего рождения, — со значением сказала гостья, будто в ее старости было еще одно преимущество. — Прости любезно, где у вас туалет? Вот наказание Божье! Трудно удержаться, хоть я и стараюсь меньше пить.

— Там, — сказала Виктория почти с жалостью.

Старуха поднялась:

— Будь уверена, что платим мы щедро.

— Но я не понимаю, чего ты от меня-то хочешь.

— Когда нет здоровья, смекалка и ум твоего мужа дороже золота. О нем много говорят, и я хочу, чтобы он стал компаньоном моему сыну.

— Да у нас за душой ни гроша. И он со мной о таких вещах не советуется.

— Нет такого. У каждой женщины есть мечта, осуществить которую можно только за деньги. У каждого мужчины есть палец, на который только женщина умеет надавить собственным пальцем.

Виктория подумала про дом, окруженный пальмами, чтобы весь был для них одних.

— Ты, дочка, не жди, пока я выйду из туалета, беги со своим сыном.

Альбер уже скакал на плечах Фуада.