Самая высокая цифра воинства герцога Нормандского, называемая в трудах историков, следующая: около 60 тысяч человек, которые переправлялись через пролив Ла-Манш на 400 больших кораблях, сопровождаемых тысячью легких перевозных (транспортных) судов. Но такой огромной армии в ту эпоху не мог иметь, и тем более содержать, ни один венценосец Западной Европы.
То же самое относится и к численности корабельной армады, на которой перевозилась на английский берег армия вторжения. Речь идет о чрезмерной завышенности числа судов и их грузоподъемности. Перевозились не только люди с их личным вооружением и снаряжением, но и огромное количество лошадей, запасы на первое время провианта. Суда были парусниками самой разной вместительности.
Впрочем, тот же Томас Харботл сильно «принизил» и численность королевского войска Гарольда Саксонца в битве при Гастингсе. Историк оценивает его примерно в десять тысяч человек пехоты. И не более того. О кавалерии англичан ничего не говорится. Автор словаря, по всей вероятности, считает, что ее было у холма Сенлок столь мало, что она недостойна даже простого упоминания. Вполне вероятно, что так оно и было. Даже тяжеловооруженные воины англосаксов сражались только в пешем строю. Кони для них были только перевозочным средством, и не более того.
Действительно, если бы у монарха Англии было бы такое заметное число конных воинов, даже простых ополченцев, то он мог бы воспользоваться ими в битве. Однако о конных атаках (или контратаках) от холма история Британии умалчивает. Не считая, разумеется, различных исторических версий нашего времени, которые под собой документальных свидетельств не имеют, и иметь за давностью событий не могут.
Вполне вероятно, что сам завоеватель Вильгельм не знал точного числа своего воинства еще с самого начала сбора в поход. Если и знал, то эта цифра была преднамеренно завышена вставшими под его знамена феодалами. Как говорится, больше людей приведешь под герцогские знамена, большей будет и твоя часть военной добычи. Поэтому современные исследователи истории европейского Средневековья к цифрам хроник той эпохи относятся осторожно и часто скептически.
Особо сомневаться в том, что соискатель английской короны о таких «малых хитростях» своих соратников-наемников знал, не приходится. Но он вполне разумно не уличал нормандских баронов, французских графов и просто командиров самых разновеликих отрядов наемников в таких «обманных подсчетах» числа своих людей, коней, арбалетов и прочего.
Вильгельм Завоеватель не строил иллюзий и в знании того, за что воюют люди, которых он привел за собой на противоположный берег Ла-Манша. За «его королевскую корону», за обещанные деньги и земельные наделы, или просто в угаре рыцарской романтики. Главным виделся конечный результат военного похода, который мог вполне подходить под расхожую поговорку: «Пан или совсем пропал».
То есть ставка авантюры была предельно высока, поскольку тюремным заключением «злокозненных» людей тогда правители-победители не баловали. Да и к тому же нельзя было лишать ни себя, ни строптивых подданных, ни простолюдинов таких представлений, как изобретательная казнь врагов престола.
Из кого состояла армия завоевателя Вильгельма I Нормандского? Это были воины из крепостных гарнизонов и замков Нормандии, наемники и рыцари-добровольцы из других областей Франции и европейских стран, прежде всего из Италии. Наемники были из самых разных мест собственно Французского королевства и соседних с ним стран. О нравственном их облике спорить тогда не приходилось. Сегодня, однако, о том спорят.
Вне всякого сомнения, герцогская армия вторжения носила «интернациональный» облик. Наемников сближало и роднило только одно: военная добыча. Второй сближающей их составляющей являлась вера. В этих чертах наемная армия претендента на чужую корону мало чем отличалась от войск крупных феодалов и венценосцев той эпохи. И не только Европы.
Всем им герцог Вильгельм обещал долю в будущей военной добыче, под которой подразумевалось целое Английское королевство. О такой добыче французское и европейское наемное воинство могло только мечтать. Ему было за что воевать и проливать свою и чужую кровь в Туманном Альбионе, благо грехи их были отпущены самим папой римским, который имел собственный интерес в деле завоевания Англии нормандцами.
О каких-то благородных или религиозных мотивах завоевательного вторжения на берега Английского королевства говорить не приходилось. Но это вполне укладывалось в понятия той далекой эпохи, когда права и законы писались мечом, а произвол правителя почитался справедливостью…