Читаем Виллет полностью

Вспоминаю один из убедительных аргументов в пользу вероотступничества: потерявший близкого человека католик мог обрести несказанное утешение, вымаливая умершего из чистилища. Автор не покушался на более прочный мир тех, чья вера вообще отвергала чистилище, но, задумавшись, я выбрала вторую доктрину как более утешительную. Брошюра развлекла и не доставила болезненных переживаний. Лицемерная, сентиментальная, поверхностная проповедь немного развеяла грусть и даже заставила улыбнуться. Ужимки волка в овечьей шкуре, пытающегося подражать блеянию простодушного ягненка, позабавили, а некоторые пассажи напомнили прочитанный в детстве методистский трактат, где фанатизм подавался под сладким соусом воодушевления. Тот, кто написал лживое сочинение в сиреневой обложке, не был плохим человеком: хотя сквозь строчки то и дело проглядывала тренированная хитрость (раздвоенное копыто системы), я бы не обвинила автора в неискренности. Суждения его, однако, нуждались в медицинских средствах поддержки, ибо страдали рахитом.

Я посмеялась над щедрой порцией материнской нежности, расточаемой румяной пожилой леди семи холмов великого Рима, как посмеялась и над собственным нежеланием, если не сказать неспособностью, принять ласки. Взглянув на титульный лист, обнаружила имя отца Силаса, а на форзаце прочитала мелкую, однако четкую карандашную надпись: «Люси от П.К.Д.Э.». Это краткое послание заставило рассмеяться, но совсем не так, как прежде: я воскресла и прозрела, с глаз спала пелена гнетущего недоумения. Тайна сфинкса получила разрешение. Сочетание двух имен – отца Силаса и Поля Эммануэля – стало ключом к разгадке. Все оказалось просто: кающийся грешник посетил своего исповедника, получил позволение ничего не скрывать, не хранить в святости ни единого уголка сердца и души.

Хитрый наставник вытянул мельчайшие подробности нашего разговора: ученик признался, что заключил договор о дружбе, и рассказал о названой сестре. Разве могла церковь признать такой договор и такую сестру? Братский союз с еретичкой! Я почти слышала, как отец Силас отвергает нечестивый союз, предупреждает духовное чадо об опасности, призывает к сдержанности; своей властью и памятью всего, что дорого и свято, заклинает немедленно принять ту новую систему отношений, от которой у меня едва не застыла кровь в жилах.

Далеко не самые радужные предположения все же принесли облегчение. Видение маячившего в тени призрачного недоброжелателя казалось пустяком по сравнению с внезапным изменением в отношении и поведении самого месье Поля.

С расстояния прошедшего времени не могу рассмотреть, насколько описанные выше объяснения принадлежали мне лично, а в какой степени явились со стороны. Помощь не заставила себя ждать.

Тем вечером мы не увидели красивого ясного заката. Запад и восток скрылись в единой огромной туче. Синяя с розовыми проблесками летняя дымка не смягчила окружающего пространства. С болот к Виллету подкрался плотный, вязкий туман. Лейка могла спокойно отдыхать на привычном месте возле колодца. Всю вторую половину дня моросила мелкая сырость, а потом и вовсе перешла в плотный тихий дождь. В такую погоду вряд ли кто-то отважился бы прогуляться по мокрым аллеям, под низко нависшими кронами отяжелевших от дождя деревьев, а потому я вздрогнула, услышав донесшийся из сада радостный, приветственный лай Сильви. Этот полный любви голос мог обращаться к одному-единственному человеку.

Сквозь стеклянную дверь и арку беседки можно было заглянуть в глубину запретной аллеи: оттуда, белея сквозь мрак, словно маленький кустик цветущей калины, выскочила Сильви и принялась скакать и бегать, пугая затаившихся в зарослях пичужек. Я минут пять вглядывалась в сумрак, но подтверждение знамения так и не появилось, и пришлось вернуться к книгам. Лай внезапно прекратился, и я опять подняла голову. В нескольких ярдах от дома, размахивая пушистым хвостом из стороны в сторону, собачка молча следила за движениями лопаты в неутомимых руках. Согнувшись, месье Эммануэль вскапывал мокрую землю под истекающими дождем кустами с таким рвением, словно от успеха работы зависело его дальнейшее существование.

Картина поведала об остром внутреннем конфликте: точно так же в самый холодный зимний день, подгоняемый болезненным переживанием, нервным возбуждением или печальным самобичеванием, мэтр мог целый час перекапывать смерзшиеся сугробы – сдвинув брови, сжав зубы, ни разу не подняв головы и не разомкнув губ.

Сильви, видимо утомившись наблюдать за работой, опять принялась бегать, крутиться волчком, высматривать, принюхиваться, пока наконец не обнаружила в классе меня. Тут же собачка принялась облаивать окна, словно хотела пригласить разделить свой восторг трудолюбием хозяина. Поскольку мы с месье Полем иногда гуляли по аллее, она решила, что, несмотря на дождь, я должна немедленно составить ему компанию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Зарубежная классика (АСТ)

Похожие книги

Кладоискатели
Кладоискатели

Вашингтон Ирвинг – первый американский писатель, получивший мировую известность и завоевавший молодой американской литературе «право гражданства» в сознании многоопытного и взыскательного европейского читателя, «первый посол Нового мира в Старом», по выражению У. Теккерея. Ирвинг явился первооткрывателем ставших впоследствии магистральными в литературе США тем, он первый разработал новеллу, излюбленный жанр американских писателей, и создал прозаический стиль, который считался образцовым на протяжении нескольких поколений. В новеллах Ирвинг предстает как истинный романтик. Первый романтик, которого выдвинула американская литература.

Анатолий Александрович Жаренов , Вашингтон Ирвинг , Николай Васильевич Васильев , Нина Матвеевна Соротокина , Шолом Алейхем

Приключения / Исторические приключения / Приключения для детей и подростков / Классическая проза ХIX века / Фэнтези / Прочие приключения
Что побудило к убийству? Рассказ судебного следователя. Секретное следствие
Что побудило к убийству? Рассказ судебного следователя. Секретное следствие

Русский беллетрист Александр Андреевич Шкляревский (1837–1883) принадлежал, по словам В. В. Крестовского, «к тому рабочему классу журнальной литературы, который смело, по всей справедливости, можно окрестить именем литературных каторжников». Всю жизнь Шкляревский вынужден был бороться с нищетой. Он более десяти лет учительствовал, одновременно публикуя статьи в различных газетах и журналах. Человек щедро одаренный талантом, он не достиг ни материальных выгод, ни литературного признания, хотя именно он вправе называться «отцом русского детектива». Известность «русского Габорио» Шкляревский получил в конце 1860-х годов, как автор многочисленных повестей и романов уголовного содержания.В «уголовных» произведениях Шкляревского имя преступника нередко становится известным читателю уже в середине книги. Основное внимание в них уделяется не сыщику и процессу расследования, а переживаниям преступника и причинам, побудившим его к преступлению. В этом плане показателен публикуемый в данном томе роман «Что побудило к убийству?»

Александр Андреевич Шкляревский

Классическая проза ХIX века